Сибирские огни, 1947, № 6

— Отцу моему не нравится это, — отрывисто сказала она, даже не огляды­ ваясь на Александра. — Что не нравится? Тропинка круто опускалась в неболь­ шой овраг. Здесь уже стлались густые предосенние сумерки, холодом и сыростью тянуло от бурьянов. Варя остановилась и, резко повернувшись, глянула прямо в ли- цо Александру: — Что вот так говорят... — Да как говорят-то, Варенька? И кто говорит? А Варя торопилась сказать, словно ей кто собирался помешать: — У меня отец вольностей не любит. Тому и меня учил. 1 я не люблю... — Варенька! — Говорили вы с Есенией? — Говорил, но... — Конечно! Со мной поговорить так у вас слов не нашлось. Эх, вы!.. — и, уко­ ризненно качнув головой, Варя пошла по тропипке. — Варя, погодите... — Нечего за мной ходить, — не ог­ лядываясь, кинула она, — вовсе нечего. И, оставив Александра одного, на-ходу слегка поводя плечами. Варя поднялась на противоположный скат оврага и скры­ лась за густыми бурьянами. 7 . Евсей Маркелыч словно прикипел в скамье. Все было сказано. Ж все было ясно. Давно следовало встать и уйти и, может быть, прежде чем вернуться на плот, побродить по берегу, чертыхаясь и швыряя в воду каменья. Но он сидел, тискал в жестких ладонях тулыо фураж­ ки, глядел в распахнутые створки окон, где лежали поздние, фиолетовые, перехо­ дящие в чернь ночи сумерки, и не мог решиться встать. Встать — это значило согласиться. Встать — это значило при­ нять все на свои плечи. Встать — это значило внести смятение в души девчат. И он сидел и молчал, словно чего-то еще выжидая. Эго понимали и Петр Федорович, впотьмах жадно куривший папиросу за папиросой, и Трифон Васильевич, на­ чальник рейда. Они много уже говорили, я теперь, если замолчал Евсей Маркелыч, следовало и им помолчать. Дождаться, когда он встанет и тем самым скажет: да. Фиолетовое небо быстро темнело, как темнеет промокательная бумага, положен­ ная на разлитые по столу чернила. Вы­ зывающе четко, где-то за спиной Евсея Маркелыча, отщелкивал доли минут ма­ ятник ходиков. Не угасая, блестела крас­ ная звездочка папиросы Петра Федоро­ вича. — Значит, выхода нет? — наконец, сказал Евсей Маркелыч. Ему никто не ответил. Много раз по­ вторялось, что иного выхода нет. Зачем же еще говорить? Красная звездочка они- сала полукруг и метеором скользнула в окно. Петр Федорович встал. — Ты подумай еще, коли так... — Пошел я, — глухо сказал Евсей Маркелыч. Наткнувшись на стол и с сердцем двинув его в сторону, он ощупыо отыскал выход, толкнул ногой полотнище двери и канул в темноте. Петр Федорович вышел следом за ним на крыльцо, постоял, прислушиваясь к его неровным шагам, и мягко сказал че­ рез плечо: — Трифон Васильич, надо будет им одеждой, обувью подсобить. Начальник рейда неохотно отклик- нулея. — Где взять? Пет у меня лишнего. — Дай из нелишнего. — И нелишнего нет. — Все равнр дай. Ты понимаешь: девчата ехали на неделю. Кто в чем, есть и вовсе налегке. Дай. — Ладно. У кузницы лоцман столкнулся с Алек­ сандром. — На плот, Евсей Маркелыч? — спросил Александр, прибавляя шаг, что­ бы не отстать от него и впотьмах споты­ каясь на неровной тропе. — Куда же еще? — А вы, кажется, в баню хотели? — В баню? Будет всем нам баня, — сказал лоцман так, что Александру не захотелось его расспрашивать. В молчании они спустились с косого­ ра, — галька трещала и осыпалась под ногами, — в молчании приблизились к лодке. — Ну, а ты, парень, зачем? — не­ ожиданно спросил Евсей Маркелыч. Взялся за нос лодки и толкнул ее на воду. — To-есть, как зачем? — даже не понял сперва Александр. — На плот. Но­ чевать. — Ночевать, — повторил Евсей Марке- лыч, — чего ж тебе на плоту ночевать? Взял бы да в деревне устроился. Лучше... Лодка покачивалась на воде. Словно придавленный темнотой, глухо шумел по­ рог. На плоту мерцал небольшой косте­ рок.