Сибирские огни, 1947, № 6
;<улся, как один из своеобразных и ода. ценных певцов сибирской старины, «бы вальщины», поэтизировавший таежную кондовость Сибири, удаль ямщицко-вар. падкой жизни. И вот перед нами книга «Родня» М. Скуратова, изданная спустя почти два десятилетия и названием своим подчерки вающая родственность поэта тому поэти ческому материалу, какой составляет ее содержание. В этой книге все сугубо «сибирское»: темы, образы, словарь, все как-будто свидетельствует о верности М. Скуратова «сибирской» теме. Но ка кова Сибирь в изображении Скуратова? Это все та же кондовая, таежная, «не початая» Сибирь, которой будто и не кос нулись ни социалистическая культура, ни сталинские пятилетки, ни коллективиза ция, ни индустриализация. Правда, в некоторых стихах Скуратова есть попытки как-то раскрыть эту «новь» (только этим словом чаще всего поэт и обозначает советское время), преобразив шую Сибирь, но эти бледные штришки тонут, теряются в густо махровой таеж ной экзотике, в архаических замшелых образах ямщицко-варнацкой старины. Ко нечно, в книгу М. Скуратова вошло много старых, двадцатилетней давности, стихов, но, повидимому, поэт считает их и сейчас живым отражением сибирской действи тельности. Между тем, в стихах звучат часто мотивы, которые сейчас не могут быть истолкованы иначе, как неприятие сегодняшней социалистической Сибири. Вот как изображает поэт в стихотворении «Байкальское» вторжение индустриальных начал в сибирскую глухомань: Где же молодость, краса и сила? Не о том ли плачется земля, Что тебя вокруг исколесила В два кольца железная змея? На примере стихов М. Скуратова наи более ярко и очевидно сказываются воз можные опасности ограничения поэта «си бирской» темой, понимаемой узко и ре месленно, опасность областной ограничен ности, замыкания в узком круге перепе вов давно отжившего и неизбежность при этом отставания от современности и поте ри чувства нового. Уместно напомнить слова товарища Жданова о том, что «Мы сегодня не те, что были вчера, и завтра будем не те, что были сегодня. Мы уже не те, рус ские, какими были до 1917 года, и Русь у нас уже не та, и характер у нас не ют. Мы изменились и выросли вместе с теми величайшими преобразованиями, ко торые в керне изменили облик нашей страны». Поэт, не понявший, не ощутивший это го, безнадежно остается в плену давно отживших представлений, и какими бы поэтическими, экзотическими узорами ни были украшены его стихи, они останутся ненужными народу. Еще часто мы встречаемся со случая ми, когда именно сибирская экзотика, представления о Сибири, как о беспре дельной тайге, где разгуливают медведи, махрово процветает в стихах некоторых поэтов и находит своих поклонников сре-‘ ди людей, не знающих сегодняшней совет ской Сибири. Книга «Родня» М. Скуратова вызвала, например, весьма положительную оценку в рецензии ленинградского поэта А. Ре- шетова («Звезда», № 2. 1947 г.), нашед шего в поэзии Скуратова «подлинно си бирский колорит», «свою тему», поэтиче ски яркое отображение Сибири. Правда, в заключение рецензент очень деликатно намекает поэту, что все.таки следовало бы ему показать в стихах советское вре мя, современную Сибирь, но это делается только в порядке необязательного поже лания. Следует сказать о псевдосибирском «ко лорите» в стихах некоторых других поэ тов. Лев Черноморцев —- несомненно ода ренный поэт, давно зарекомендовавший себя стихами о Сибири. Его первая книга, вышедшая в Москве лет десять назад, на зывалась «Тайга». Сибирской тайге, Ени сею, Саянам и Забайкалью, сибирякам- охотникам, рыбакам, разведчикам земных богатств посвящено большинство его сти хов, среди которых немало талантливых и удачных. Но на протяжении уже многих лет Чер номорцев перепевает, бесконечно варьи рует «таежные мотивы», и читатель все реже встречает в его стихах свежие об разы, живое ощущение того, что изобра жает и воспевает поэт. Поэт, давно отор ванный от сибирской действительности, живет старыми и все оскудевающими за пасами впечатлений. Но зато у Черно. морцева уже выработался определенный «сибирско-таежный» набор поэтических приемов, определенный словарный стан дарт, который теперь он с легкостью и весьма «плодотворно» использует. Читая на страницах московских журналов его «сибирские» стихи, мы все чаще встре чаемся с давно уже знакомыми по произ ведениям самого же Черноморцева образа ми Сибири, сибирских таежных людей, все чаще от стихов Черноморцева веет от кровенной эксплоатацией давно им же самим исчерпанной «сибирской» темы. В недавно вышедшей в Москве книге Черноморцева «Песнь о Сибири» читатель напрасно будет искать лицо новой, со циалистической Сибири, образы новых ее людей — строителей и преобразо вателей, — поэт «живописует» Сибирь по найденному, им однажды трафарету, дале кому от живой сибирской действитель ности. В стихах и других наших поэтов мы не редко встречаемся с подобным псевдо- сибирским колоритом, с чисто внешним, иногда экзотически подкрашенным пока зом Сибири. Чаще всего эксплоатируется своеобразная география Сибири, сибирский местный словарь, с помощью которых поэт просто-напросто вводит в заблужде ние доверчивого, не знающего Сибири, читателя.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2