Сибирские огни, 1947, № 5
лоску, такой же узкий, плотно облегавший мускулы пиджак, котелок из черного, бле стевшего даже при свете лампешек атла са. В руках Власов держал затейливо рас писанную трость, сделанную из какого-то добротного дерева. В клубе никто и не по дозревал, что все эти вещи Власов раздо был под большой залог в Доме культуры узловой станции. Власов поклонился в зал, кивнул слег ка баянисту и подбросил трость. Потом он передернул плечами, вытянул шею и с остекляневшкм взглядом, притопывая нога ми, двинулся к самому краю сцены. В за ле захохотали. Власов, между тем, все так же легко и плавно скользя по сцене, уда лился и, повернувшись к зрителям спи ной, задергался в такт мелодии. Он подер гивался го всем туловищем, то какой-то -одной его частицей. Власова вызывали не меньше, чем Под- корытова, и два или три танца он повто рил по требованию публики. Программа выступления самодеятельно сти была обширной, и после Власова, сме няя друг друга, на сцену выходили то старший лейтенант Сипеоков с мандоли ной, то Василий Петухов, рассказавший две народных сказки, то группа бойцов, исполнивших украинский танец. Принял участие в концерте и Терентий Шленкин. Он спел несколько отрывков из популяр ных оперетт. Пел Шленкин серьезно, без кривлянья, и окончательно убедил всех, что в чем-в чем, а в пении он знаток немалый. Последний номер исполнял сержант Со ловей. Номер этот назывался «Утро на колхозном дворе». Соловей вышел на сцену вместе со Шденкиним. Шленкин выступал в качест ве ассистента Соловья, так как номер со провождался литературным текстом. — Тихая, летняя ночь миновала. Бе леет восток. Приближается день. В роще пробуждаются птички, — с торжествен ной приподнятостью прочитал по бумажке "Шленкин. Соловей тотчас же засвистал, защелкал, наполняя клуб разноголосым птичьим пе нием. Зрители замерли, затаили дыхание. За стеной была уже зима, бесновался хо лодный ветер, а тут, в клубе, разливали свои трели жаворонки, чечетки, синицы, кулички. — Пробуждается и колхозный двор. Из кутухов вылазят сторожевые псы, в стой лах поднимаются коровы, все эти пеструш ки, буренки, субботки, — прочитал Шлен кин, а Соловей принялся взвизгивать, по- брехивать, мычать, и опять все это про делал так умело, что слушатели заулыба лись. переглядываясь и озираясь: да уж и в самом деле не оказались ли они ка ким-либо чудом на колхозном дворе? — Вот зарозовел восток, ударил пер вый луч раннего солнца и ожил, пришел в движение колхозный шггичник, — про читал Шленкин. Соловей закукарекал, закудахтал, заго готал ло-гуоиному. Потом он при помощи ладоней передал звук хлопающих крыльев. Но это уже было верхом искусства, и зал разразился аплодисментами, смехом и кри ками одобрения. Концерт закончился, когда было уже да леко за полночь. И участники выступле ния, и зрители разошлись по землянкам довольные, возбужденные, словно с об новленными душами. 16 В один из декабрьских дней, когда на улице мела поземка из перемешанного снега с песком, Тихонов сидел у себя в землянке и писал жене. Буткина и Власо ва не было, они рано утром ушли в роты, и Тихонов спешил до их возвращения за кончить письмо. С ответами жене он всег да затягивал. В круговороте всяких дел, обязательных, срочных, неотложных не легко было выбрать даже полчаса, чтобы сообщить жене и детишкам о своем житье- бытье. Тихонов уже заканчивал письмо, когда •вошел Трубка, боец, отоплявший землянку Тихонова и наблюдавший за чистотой в пей. Трубка был самый пожилой боец в батальоне, воеивое дело ему давалось с невероятным трудом, и Тихонов перевел его в хозяйственный взвод. Трубка осторожно, без стука сложил возле печки охапку дров, поднялся, невы носимо растягивая слова, проговорил: — Товарищ капитан, там, за дверью командерша, почтарь привез... — Какая командерша? Какой почтарь? И говори, Трубка, пожалуйста, побыстрее, не тяни за душу, — не отрываясь от пись ма. сказал Тихонов. Но переделать Трубку было немыслимо, и он, все так же растягивая слова, пояс- НИЛ! — Командершу наш батальонный поч тарь ро станции привез, до вас просится. ■— Ну, коли просится, так веди. Что ж ты людей держишь на морозе, — все еще толком не понимая, что произошло, ска зал Тихонов. Трубка, не торопясь, вышел, а несколь ко секунд спустя в землянку вошла де вушка. Она была одета в солдатскую свет ло-серую шинель, в шапку-ушанку и по рыжевшие сапоги. И шинель, и шапка были явно не по росту и неловко висели
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2