Сибирские огни, 1947, № 5

Так говорили люди отрывками о том, о •сем, но, сказав, замолкали и мысленно уносились туда, где они когда-то жили. По вот, взвизгнула от резкого толчка дверь землянки, в которой находился штаб батальона, л оттуда вышли комбат Тихо- ♦ нов, младший лейтенант Власов, команди­ ры рот — Синеоков, Королев, Егоров и старший политрук Буткни. Бойцы подня­ лись с земли, а адъютант старший Вла­ сов забежал вперед, подал команду «смир­ но» и отдал капитану рапорт. Тихонов открыл митинг и предоставил слово комиссару батальона. На Булкина устремились сотни пытливых, доверчивых глаз. Буткип обвел взглядом все эти заго­ ревшие рабочие лица, ставшие ему сразу же .родными л близкими, и вспомнил дав­ но прошедшее... ...Шумит заунывно и тоскливо дрему­ чая тайга. Возле костров сгрудились пар­ тизаны вот с такими же обветренными рабочими лицами. Партизанам предстоит тяжелый переход через тайгу и горы. Час пробил! Пора выходить из тайги в люд­ ные места. Он — комиссар партизанского отряда — произносит речь. Он говорит о контрреволюционной гидре, о междуна­ родных акулах капитализма, о высоких задачах партизан перед лицом мирового пролетариата. Его слушают, раскрыв рты, бурно рукоплещут, бросают шапки в воз­ дух, выкрикивают слова одобрения. Неу­ жели с тех пор Минуло больше двадцати лет? Да не вчера ли все это было? Захваченный воспоминаниями, Буткия стоял мгащуту— другую молча, потом под­ нял руку, крикнул: — Товарищи бойцы! Товарищи коман­ диры! Но едва он произнес эти слова, как ему почудилось, что он начал свою речь на той высокой, митингово-торжественной но­ те, на которой проходили все митинги тог­ да, в годы гражданской войны. «Но те­ перь и люди стали другие, и время дру­ гое, и жиэпъ иная», -— мелькнуло у него в мыслях. — Товарищи бойцы! Товарищи коман­ диры! — повторил он, но уже иным го­ лосом, в тоне которого меньше было тор­ жественности и пафоса и больше интим­ ности и сердечности, которые проникают в самую дущу человека, надолго западают в его ум и сердце. — Неслыханные злодеяния творят на нашей священной земле гитлеровские орды. Всюду, где они проходят, оставляют за собой кровавый след массовых убийств, надругательств, грабежа, — говорил Бут- кин, внимательно присматриваясь к лицам своих слушателей, стараясь уловить, ка­ кое впечатление производят на них его слова. — К тысячам и тысячам кровавых пре­ ступлений. сов'вртпданьтх фашистскими л hi - доедзми. прибавилось еще одно новое зло­ деяние, совершенное ими над родными и близкими нашего бойца из третьей роты Ефима Демидковз. Послушайте, что пишет его сестра: «Дорогой мой братец Ефимушка! Пишет тебе письмо твоя сестра Лена. Не /узнаешь ты теперь меня, стала я седая и старая. Такого я насмотрелась, что не знаю, как и в живых осталась. Как пришли к нам в Звонарево немцы, то первым долгом согнали всех, и старых, и малых, на площадь, к Дому соцвультуры- Тут они привели тятеньку, всего уже из­ битого. не похожего на самого себя, при­ вязали его за руки и за иоги толстым* веревками к танкам и на глазах у всех разорвали его па части. Тятенька, пока живой был, не поддавался им, кричал, чт» все равно мы победим. Потом немцы за­ гнали всех учителей, бригадиров, партий­ ных и комсомольцев в Дом сощкультуры и подожгли его, а чтоб горел скорее, облили стены бензином. Был тут и наш млад­ шенький братик Леня. Когда Дом соцкуль- туры загорел и стала рушиться крыша, я видела раза два Леню. Он, видно, норовил выпрыгнуть в окно, да выпрыгнуть было нельзя. Крутом стояли солдаты и палили из автоматов куда ни попадя: так л погиб наш Лейя в огне. А когда Дом соцкульиу- ры стал догорать, немцы кшгулись на на ­ род. кололи, стреляли, кто попадался под руку. Я побежала с Феклутей к Ермохи- ттал в огород, перескочила через изгородь, бегу, а Феклута отстала, я оглянулась, а она висит на изгороди, с опущенными ру­ ками, мертвая. Я было бросилась назад к ней, а немцы стали стрелять в меня. Я упала между грядок и лежала до вечера, притворяясь, что убитая. В потомках пе­ реползла в погреб к Ермохиным и жила там три дня в холоде, без хлеба, без воды. Вылезла из погреба, смотрю: ни немцев, ии села. Ни одного дома не уцелело. Бра­ тец наш. Ефим Васильевич, отомсти ты им, немцам, за тятю и Дето, за Феклугау. за мои седые волосы, пусть они узнают, как нам было...». Е/уткин дочитал письмо до конца с уси­ лиями. Голое его то прерывался, затихал, то звеиел, взлетая до самых высоких нот. Он поднял глаза, чтоб взглянуть на бой пов. Они сидели в каком-то грозном оце­ пенении и походили в этот момент на из­ ваяния. сделанные из мрамора рукой искусного мастера. Гнев и горе, которые пронизывали каждое слово, каждую буков ку этого письма, дошли до их сердец. Чувство негодования, скорби, жажда мести смешались в их душах и отлились в одно страстное желание. в один порыв — бп-