Сибирские огни, 1947, № 5
ДЕЛА И ЛЮДИ Г . К У Б Л И Ц К И Й За голубыми Саянами Тува не всегда ласкова, не ко всем при ветлива — мне хочется сказать об этом сразу. Она не из тех мест, которые нра вятся с первого взгляда. Природа Тувы су рова, жестка. Приезжему, если он привьгк к спокойной, величавой красоте лесов и полей русской равнины, покажется здесь неуютно, его сначала потянет обратно, за голубые Саяны, что ослепительно свер кают белизной вечных снегов. Но вот идут дни, недели — и все боль ше и больше привлекательных черт на- -ходит гость в окружающем его, все бли же узнает он бесхитростный, душевный тувинский народ, издревле живущий в до лине у истоков Енисея. Все глубже захва тывает нашего приезжего, полная глубокого смысла, .стремительная, горячая жизнь се. гадняншей Тувы. Здесь отчетливее, ярче видишь те вели кие перемены, которые принесла и несет народу советская власть. Этой власти в Туве — только три года. Для Тувы наша новая пятилетка — первая пятилетка. Ту винский народ — один из самых молодых наших спутников на той великой дороге, по которой мы победоносно и гордо идем тридцать лет. Разве удивит кого-нибудь из нас трак тор, поднимающий целину, или .пятистен ная изба, или старик, читающий книгу’ Наивно даже говорить об этом. Но знаешь ли ты, мой читатель, что лет тридцать назад тувинец разравнивал землю холмрим кустарником, не зная бороны; что единст венным жильем его был дымный берестя ной чум, в лучшем случае — юрта; что тогда никакой старик и вообще никто на белом свете не мог бы читать тувинскую книгу по той .простой причине, что .не су ществовало самой тувинской письменности. Нельзя верно судить о развитии и духов ной жизни народа, не зная его истории. Тувинец, впервые сев за руль трактора, сделал семимильный шаг вперед по пути культуры и прогресса; это так же бес спорно, как то, что американец, сидя за рулем автомобиля во .время охоты на нег ра, мчится прямиком в каменный век... Позволь же мне, читатель, раньше, чем рассказать о том, что я видел в Туве ны нешним летом, напомнить, какая участь по стигла шестьдесят богатырей. , Они были простыми аратамм-сжотовода- ми, но, дерзкие, мечтали о свободе. Кто первый поднялся -против ненавистных по работителей — неизвестно. Может быть, то был бесстрашный Самба-жик, может быть — упрямый Дажима-Чанга. И вот, по дороге в ставку «.главной печати», где си дел представитель 'маньчжурской Дайция- окой династии, один за другим помчались гонцы с тревожными вестями: началось восстание, бунтовщики прогоняют князьков и чиновников, раздают их имущество бед ным, не хотят платить поборов. Ставка встревожена. Тяжелая, квадрат ная, с длинной медной ручкой «главная печать» хлопает под указом: карательному отряду идти против беглецов и воров, не зная отдыха ни днем, ни ночью, настигнув — поймать, уничтожить, истребить, сте реть с лица земли. Но восставшие держатся крепко. За их спиной — народ. Потайными тропами при ходят к ним все новые и новые араты, бросившие семыо и юрту ради тревожной жизни в горах. Богатырей-повстанцев бы ло шестьдесят, стало гораздо больше. Они — аила. Они поют: За то, что мы сохранили свободу, Нас прозвали беглецами и ворами. Оседлав нехудеющего коня, Пойдемте в страну Алтай. Там, на Алтае, ори .надеются найти убе жище у русских скотоводов и охотников. Но враги уже сомкнули кольцо. Отстрели ваясь, повстанцы отходят на гору Бош. Даг. Пули откалывают куски камня, кровь алеет .на граните. Повстанцы выставляют из.за кустов овчинные шубы, чтобы об мануть врага. Пули решетят шубы — ка рателей -слишком много, они не жалеют свинца. Тают ряды богатырей. Свежий от ряд .врагов ударяет с тылу. Схвачены, ов-яза-ны те, которые не сложили еще го лову под пулей. Плачь, Тува! Лучших твоих сынов, закованных а кандалы, везут по тряской дороге на суд и расправу «большой печати». Жесток мороз, железо обжигает голые руки, свищут кнуты, вы рывая клочья тела. И вот — казнь. Одних расстреляли. Других повесили. Кружится воронье над дорожными перекрестками: для устраше ни-я непокорных головы казненных выстав лены на шестах.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2