Сибирские огни, 1947, № 4
живая, понимаешь? И потом — это же не страх труса. Это, брат, такой страх, что всегда толкает вперед... — Ты считаешь, -— я поступил пра вильно, что взялся? — чистосердечно спросил Китаев. — А ты не смог бы отказаться: это как раз для тебя, для твоей натуры... Я бы, например, отказался, потому что я и человек 'другой и понимаю, — не для мо их это сил... И, зиаешь, — подумав, признался Мусатов, — столько труда, столько энергии вложено в этот город... Хочется пожить по-человечески, восполь зоваться плодами своих трудов, а не на чинать сначала... —- Моя Саша говорит то же самое, — заметил Китаев, поднимаясь. Он сдавал дела. Полдня он работал с Мусатовым в конторе, затем отправлялся в город. Он путешествовал по городу, вни мательно,; точно приезжий, глядя по сто ронам. Город ему нравился. И Китаев счи тал, что если город нравится ему и сей час, когда он смотрит на него как бы из дали и, может быть, несколько отчужден ным взглядом, то, значит, город и в самом доле хорош. Многое, конечно, можпр было сделать иначе и лучше, но все же в этом таежном городке была одна замечательная черта: здесь все было задумано так, что бы человеку жилось хорошо, уютво и удобно, чтобы человеку, попавшему сюда однажды, не захотелось уезжать... Есть особая прелость в прогулке по го роду, который моложе тебя, где чуть ли не в каждом доме, в каждом камне — крупица твоей воли, твоего труда, твоей жизни... Кому еще может быть знакомо это ра достное и высокое чувство? Строитель! Есть ли на свете доля более чудесная и счастливая, чем твоя беспокойная и труд ная доля! Что — природа в сравнении с твоей веллтаныей, разумной силой? Ты можешь все. Тысоединяешь реки и моря, проклады ваешь пути через каченные горы и глубо ко под землей, ты перебрасываешь могучие мосты 1вад бешеными потоками, ты прихо дить в дикую тайгу, приходишь в голую степь и поднимаешь невиданно прекрасные города. И потом ты уходишь дальше. Уходишь, потому что ты кочевник. Самый счастли вый во всем свете кочевник, обуянный жаждой бесконечной расширять стены своего родного' дома, застраивать про сторы своей отчизны. Ты уходишь все дальше, в угрюмую тайгу, в безлюдную степь, чтобы и там построить новые горо да, чтобы и туда принести жизнь! А самому тебе живется тревожно и не легко. Но Жить иначе ты бы не согласил ся, ты все равно Be смог бы жить иначе. И ты уходишь, а города, а замечатель ные творенья рук твоих стоят века, и по коленья с уважением и благодарностью вспоминают о тебе. Они не знают порой даже твоего имени. Они назовут тебя просто: «Строитель!» и этим будет сказа но все — и имя твое и великая похвала тебе! Ты идешь по родному городу, который намного моложе тебя. Все здесь тебе зна комо и близко, — каждая улица и сквер, и площадь! Ты видел их рожденье, ты помнишь их, когда они были только ли ниями, вычерченными на бумаге. И вот они перед тобой — живые, цветущие, шумные. Смотри и запоминай их черта -— ты покидаешь все это надолго, скорее всего — навсегда... В конце дня Китаев, усталый, ввали вался в свои бывший кабинет и садился против Мусатова в кожаное, кресло, куда обычно садились его посетители. Он до ставал из кармана записную книжку и начинал расшифровывать каракули, наца рапанные йо время путешествия. Два коротких слова «заб.», и «вор.» оз начали. что в индивидуальном поселке, который начал строиться нынешней вес ной, разбили улицы, построили миого до мов, сделали досчагые тротуары, но поче му-то позабыли о заборах и воротах. А без этого, как известно, не бывает по- настоящему удобного дома с двориком, огородом, садом... И 'оттого кажется, что 4дома стоят как-то случайно и весь посе лок выглядит пустынным. — Запиши, запиши, — озабоченно го ворил Китаев, не отрываясь от книжечки. — Это как раз из тех «мелочей», которые -губят нам иногда большие дела... А Мусатов и без того уже делал помет ки в своем блокноте 1и думал: «Что за че ловек. II как он может сейчас ходить и выискивать грехи!..». Потом они обошли вдвоем строительные объекты, обо всем переговорили и оформи ли по Сеем строгим правилам канцелярско го искусства необходимую в таких слу чаях документацию. Придя домой, Китаев, как и во все эти вечера, принялся за карты. Саша пришла в кабинет. Она чувствовала приближение разлуки, и ей хотелось побыть с мужем как можно дольше. Саша забилась в угол кушетки,, у валика, поджав ноги, и чи тала. Китаев сидел за столом в расстегнутой гимнастерке; его шея до ворота была смуглой от загара, волосы растрепаны.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2