Сибирские огни, 1947, № 4
вылезла наша бригада на доску почетную, на самое верхнее место. Тогда знамен еще не было, а то взяли бы... Стоит она, банька та? — Нет, Гурьяныч, — сочувственно и тихо проговорил Китаев. — Посмотрели мы на нее месяца два назад и решили, 1гго ремонтировать дорого. Скоро готова будет новая. Каменная... Гурьянов помолчал и, видимо, что-то вспомнив, усмехнулся. — На той неделе к нам гость пришел, — заговорил он, все еще улыбаясь. — Серегин, лесоруб наш, из армии воротил ся. А уходил он в сорок пером. И вот, рассказывает, сижу в поезде, смотрю в окно. Скоро станция Полуденка. Провод ница подходит, подает билет. «Вам, граж данин, в Высокогорск? Сейчас выходить нужно». Вышел, говорит, я и заругался: ошиб лась кукла-проводница, не на той стан ции вылез. Все не то: там была одна путь, а тут целых четыре, там была станция с товарный вагон, а тут здоро венная, даже буфет имеется... Смотрю, а наверху буквы в ноларшина каждая: «Полуденка»... Потом, значит, подался в город, решил в контору строительную зай- тш И, представь, три часа проплутал, найти не мог, — не узнать города. Я, Говорит, все ихние заграничные города насквозь прошел —; и ничего, а в своем, родном, заблудился... Потом, еще более оживившись, Гурьянов начал рассказывать о себе, о своих лесо рубах. — И- народ тоже не узнать, Антон Горденч. Горячей стал народ... Со мной, в примеру, что было. Работал я в войну ■как все — сколько было силы. А миром запахло — ну, думаю, теперь и передох нуть не грех. И так я про эту передышку ■задумался, что совсем было силы моя про пали, расслабился. Тут как раз стали ре бятки с*фронту приходить. Ты братьев Чижовых знаешь? Ну, вот, они первые ■лишили. Где-то прослышали и закатили сюда. Являются ко мне. Ростом одинако вые, только один в плечах пошире, по крепче, а другой помоложе, невидный та кой, худощавенький. — Работать пришли, — говорят, — лес рубить. — Как ло фамилии будете? — спра шиваю. — Братья Нижовы. — Что ж, говорю, доброе дело, Чижо вы . . .— Ж гут заметил я, что у этого Чижова, который помоложе, левая рука не в порядке — белее она, чем правая, и тонкая какая-то. «Не для тебя, дорогой, эта работа», — думаю. А как скажешь ему? Но он, ви дать, понял и говорит: — Вы ие сумлевайтесь, товарищ де сятник, она работает, — и руку подни мает для убеждения. По виж|у, пальцы у него совсем -слабо ворочаются. — А, может, говорю, трудновато будет? — Не мог бы — не пошел... — отве чает. Привел я братьев на делянку и шутей но, значит, говорю: — Тут и будет ваша позиция, фронто вики. Противник взял вас в кольцо. За дача — порубать его и разделать по всем правилам... — Есть, товарищ десятник! — отве чают. Ушел я с лесосеки, а сам думаю: «Не вытянет этот, с тонкой-то рукой, не вы тянет...». А вечером, как посмотрели, подсчитали, — хоть стой, хоть, падай: на целых сто двадцать сработали братья... Потом еще и еще солдаты приходят, да с таким напором за дело берутся, что вижу — никакая тут не передышка, — просто война. Были, понятно, и тжие, что без охоты работали. Их-то и стали песо чить свои! же фронтовички. Особенно Чижов давал жару, тот, что с рукой. Моз говитый он чорт, — нету спасения. Он и втолковывает: — Ты, дескать, додумал, во что каж дое дерево оборачивается? В Сталинграде, спрашивает, был? — Я до самой берлоги дошел, до Бер лина, — огрызается паренек. — А ты, когда назад ворочался, не прикидывал часом, сколько нам одного только лесу требуется? То-то и есть, что не прикидывал... Песочит паренька этот самый Чижов, а у меня на душе такое, что это он как есть меня, старого дурака, продирает. И понимаю, что по заслугам: не докумекал своей головой, приотстал, значит... Гурьянов вздохнул и, помолчав, ска зал с усмешкой в голосе: — Я когда с ними. — забываю про свои года, ей-богу. Новый народ пошел, особенный какой-то, неспокойный... К примеру, еще перед войной как-то мало с механикой обвыклись, помнишь? От мотор ной 'пилы отказывались, ‘пугались вроде. А сейчас лесоруб требует: давай мотор ную! Дашь ему, а он не угомонится, пристроят к ней масленочку или, скажем, ручку к мотору и смотришь — три нормы нахлопает... Гурьянов замолчал и, достав кисет, на чал крутить папиросу. Китаев наклонился к нему, словно хотел заглянуть в его ли цо.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2