Сибирские огни, 1947, № 4
Маленькая ламна на тумбочке, нод абажуром, напоминавшим колокольчик василька, освещала комнату холодновато- синим, сказочным светом. Вовка перебрался «к матери и теперь блаженно похрапывал, уткнувшись носом в ее руку. Рядом с ним, ка® бы обни мая его, лежала темная и мягкая Саши на коса. Па лбу у Саши, меж бровей, чернела морщинка; можно было поду мать, что Саша задумалась и лишь на минутку закрыла глаза. Лицо ее было усталым, озабоченным, а, может, оно только казалось таким в этом слабом, причудливом свете. Китаев бесшумно притворил за собой дверь спальни и вышел. Па дворе было темно и так тихо, что ему почудилось, будто кругом нет ничего, кроме тайги. Но вскоре издалека, снизу, донеслись равномерные и нечастые всплески воды, точно шелест крыльев какой-то большой птицы. Потом Китаев услышал песню; ее пел на реке высокий, задумчивый и не громкий женский голос. Китаев давно знал эту песню, по ни когда она так не трогала его, как сего дня. Гляжу я па небо и думку гадаю: Зачем я не сокол, зачем не летаю? Зачем же ты, боже, мне крыльев не дал? Я б землю покинул и в небо слетал... Китаев нечаянно столкнул в пропасть маленький камешек, и он полетел вниз, наполняя ночь грохотом и шумом, словно горный обвал. Когда наступила тишина, Китаев услышал новые, совсем непривычные звуки. Он долго прислушивался и, нако нец, догадался: летят гуси, летят сюда, на север... Призывно и звонко крича, переклика ясь, они плыли в непроглядной звездной высоте, и было что-то в их голосах ра достно-весеннее, торжествующее. Они летели долго, очень долго. Потом птичьи голоса стали удаляться, затихать и сов сем смолкли. Внезапно раздался в вышито одинокий, затерянный в ночи крик. Может быть, это кричала отставшая, отбившаяся пти ца. Но, скорее всего, это был голос вожа ка новой партии. Тысячи верст пролетел он над разными землями, над морями и океанами, и вот он трубит о весне, о по- ных чудесных краях, куда благополучно привел свою стаю. Китаев, подняв голову, прислушивался, а на сердце у него становилось и светлее и почему-то беспокойнее. Ои вернулся в дом, вновь принялся за книгу, но ему все чудилось, будто он даже сквозь закрытое окно слышит этот зовущий, тревожащий душу, птичий крик. ✓5 Едва дождавшись утра. Китаев позво нил Мусатову па квартиру. Долго никто не отвечал, наконец, в трубке загрохотал сонный, по-утреннему хриплый голос Му сатова. — Слушаю. — Я уезжаю на лесной, Андрей Ива нович... — Что случилось? — заревел Муса тов. — Ничего, — улыбнулся Китаев. — Просто еду. — Там ведь все хорошо, — недоуме вающе гремел Мусатов. — Да, хорошо.... — Зачем же ты? — А почему, скажи на милость, нуж но ехать только когда плохо? Почему гак нельзя? — Не знаю, — пробормотал Мусатов. — Одним словом, — еду. Проследи за первым участком, заметки мои посмотри на календаре. Что? Да к ночи вернусь. Ну, прости, кажется, еще рано. Досы- '* пай... «Лесной» — так назывался огромный участок в тайге, километрах в пятидесяти от города, где зимой и летом валили и за готавливали лес. Превосходный строевой лес шел отсюда не только в Высокогорск и другие уральские города,—каждый день тяжеловесные эшелоны, груженные лесом, уходили на самые отдаленные стройки нашей страны. Участок действительно работал хорошо, но Китаев не был там месяца два и ис кренно считал, ч;то ему необходимо про ведать людей, посмотреть, как они живут и трудятся. Солнце уже поднялось над тайгой, ког да Китаев, одетый в поношенный зеле ный костюм, старую кожашчу и высокие охотничьи сапоги, вышел из дома. За окном машины изредка мелькали белые фартуки дворников, а когда проез жали вдоль сивера, Китаев увидел моло дое, красивое лицо девушки, которая под стригала кусты. Кончился город, и машина долго не слась мимо необъятных свежевскопаиных картофельных полей. Здесь, на равнине, было особенно хорошо видно, как далеко оттеснили тайгу и как она упрямо и туго смыкается на севере. Скоро показались темные вышки шахт ных вонров, искрящиеся на солнце горы отвалов, и, точно острова среди зеленого простора, один за другим промелькнули
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2