Сибирские огни, 1947, № 4

ной чаще и по моему сигналу за­ крывает немцам отход в теснину. Два батальона Ильина и отряд мор­ ской пехоты, который находится в резерве, сегодня, в двадцать три ча­ са, выходят к хутору Чепси и ук­ рываются в засаде юго-западнее Фанагорийского... Аршинцев на секунду умолкает, разглядывает карту и говорит, ни к кому не обращаясь: — По грубому подсчету, получит­ ся следующая картина: против де­ сяти батальонов противника у нас будет шесть батальонов. Но на на­ шей стороне внезапность и полная готовность ко всему тому, что нем­ цами не предусмотрено. Кроме того, мы располагаем свою артиллерию так, что простреливается вся тесни­ на, подступы к ней и выход из нее. Мы атакуем с трех сторон, сверху вниз, и вступаем в рукопашный бой. Глядя на Ковалева, Аршинцев продолжает: — Надо подготовить людей к этой операции, но существо ее дер­ жать в секрете. Мы будем вести ближний бой в долине, замкнутой лесистыми горами. Поэтому раздай­ те бойцам достаточное количество гранат, по десять штук на человека. Штыки надо держать примкнутыми. Ведите тщательную разведку и шли­ те мне донесения через каждые пол­ часа. Начало операции по часам, без сигналов. Начало открытия огня и боя на уничтожение — сигнал с высоты 386, зеленая и красная ра­ кеты. Мой командный пункт пере­ носится на высоту 386. Руковожу операцией я лично. Через два часа все командиры полков получат мой письменный приказ. Вы, товарищ Клименко, останетесь на своем уча­ стке с двумя батальонами, а вы, то­ варищ Ильин, с одним. Прошу смот­ реть в оба. Вам, товарищ Карпелюк, придется заменить меня здесь и дер­ жать весь штаб в полной готовно- . сти ко всяким неожиданным пово­ ротам событий. Аршинцев еще раз склоняется над картой, посвистывает, а потом говорит: — Ну, как будто все? — Да, Борис Никитич, ясно, — кивает Штахановский. — Ну вот. Остальное — в прика­ зе. Можно бытй свободными. Командиры поднимаются, пожи­ мают руку Аршинцеву и уходят, ти­ хо переговариваясь. Неверов едет со Штахановским в полк Ковалева; Малолетко, покручивая усы, от­ правляется писать приказ. Мы с Ар- шинцевым остаемся одни. Он рас­ стегивает гимнастерку, гладит ла­ донью грудь, вздыхает. * — Посидим на воздухе, — гово­ рит он мне, — а то тут накурили, дышать нечем. Мы выходим из блиндажа и са­ димся на бревне. В темноте шумят деревья, снизу доносится журчанье речки. На переднем крае тихо, толь­ ко время от времени, точно дальние зарницы, вспыхивают ракеты. Аршинцев поворачивается ко мне: — Хорошая ночь, — задумчиво говорит он, — в такую ночь хочет­ ся помечтать. А ведь нам есть о чем помечтать, правда? У каждого че­ ловека были до войны свои мечты, а сейчас мы все думаем об одном... — О чем вы думаете? — спра­ шиваю я. Аршинцев смеется. — Я думаю о Волчьих Воротах. Коснувшись его руки, я говорю: — Скажите, Борис Никитич, вы совершенно убеждены в том, что операция у Волчьих Ворот будет удачной? — Если бы я не был убежден в этом, — отвечает Аршинцев, — я не принял бы решения об отходе Ковалева. Я взвесил решительно все и пришел к заключению, что поступаю правильно. — Что же вас тревожит? —Знаете, на войне, как нигде, часто решает случайность. Об этом хорошо написал Толстой. Тысячи непредвиденных случаев могут под­ стеречь вас в бою на каждом шагу, в ваши расчеты вторгается множест­ во фактов, появление которых пре­ дусмотреть невозможно. Эти непре­ дусмотренные факты иногда реша­ ют исход всего. — Тогда, значит, можно говорить о фатуме, о счастье или несчастье? — Нет, нельзя, — усмехается Ар­ шинцев. — Вы меня в фатализме не обвиняйте. Весь вопрос заклю­ чается в том, чтобы безошибочно