Сибирские огни, 1947, № 4
картой. А полковник Аршинцев, по стукивая карандашом по столу, го ворит отрывисто и сухо: — Мы не можем играть в солда тики или драться на кулачки. Война — это искусство. Генерал Шнеккен- бургер непоколебимо уверен в том, что его дивизия прорвет Волчьи Во рота. Значит, он не заметит ловуш ки и полезет в мешок с головой. Немцы убеждены в слабости Кова лева, — пленный подтверждает это. Не надо лишать их этого глупого убеждения. Весь наш] отход из тес нины надо инсценировать как от ступление с боем, и даже с боль шим боем. А потом, когда немцы втянутся в теснину и займут Фана- горийское, — отсечь им отход и ударить кулаком по голове. Понят но? — Понятно, товарищ полковник, — с радостной готовностью говорит Ковалев, — это здорово получится. — Погодите, Ковалев, — хрипит Штахановский, •— это действитель но могло бы здорово получиться, если бы у нас были резервы. У Шнеккенбургера целая дивизия. Мы пропустим его через теснину и по пытаемся отсечь отход. Это понят но. А что будет, если Шнеккенбур- гер не захочет возвращаться назад и вместо этого пойдет из Фанаго- рийского прямо к Елисавешольско- му перевалу? Вот и выйдет, что мы сами поможем ему выполнить при каз Гитлера и под ручки проведем на туапсинскую дорогу, потому что мы уже ничем не сможем его оста новить. -— У меня тоже мелькнула такая мысль, — растягивая слова, говорит маленький Клименко, — но я ду маю, если туда подтянуть пушки и дать Ковалеву с полсотни пулеме тов, мешок может получиться... — Тут есть и другая опасность. — вмешивается Карпелюк, — не ме нее острая опасность. Если даже этот самый Шнеккенбургер не пой дет к Елисаветпольскому перевалу без своих тылов — а тылы Ковалев отрежет у него, несомненно — он может повернуть вправо, по дороге па Хребтовое, залезет к нам в тыл, соединится со своим правым сосе дом, и мы сами окажемся в мешке. — , Ну, это чепуха! — горячится Ковалев, — самое главное, чтоб все было для него внезапным и неожи данным. Никуда он не пойдет. Я стукну его по загривку так, что он у меня замечется, как карась на сковородке. Высокий Козлов протискивается к столу, секунду смотрит на карту, рывком поправляет сползающие оч ки и, обращаясь почему-то к Карпе- люку, говорит раздраженно и резко: — Хорошо. Допустим, что мы ос тавим все без изменений. Никаких отходов, никаких мешков. Что нас ожидает? Полк Ковалева истекает кровью. Сменить мы его не можем. Ну еще день, еще два, ну неделю еще он протянет. А потом что, по звольте вас опросить? — А потом Ковалев сдаст нем цам Волчьи Ворота, — добавляет усатый Малолетко, — потому что ему нечем будет обороняться... Поигрывая карандашом, Аршин- цев внимательно слушает команди ров. Лицо у него почти бесстраст ное, только ироническая усмешка играет на тонких губах, да изредка хмурятся брови. Глядя в его тем ные, с узкой, монгольской прорезью глаза, я понимаю, что этот человек уже все взвесил, все решил, сопо ставил все «за» и «против», уже взял на себя ту огромную и страш ную ответственность за исход опе рации, которая легла на него тяже лым бременем, но в то же время преобразила его, и 'теперь решение было принято им бесповоротно. — Вопрос ясен! — он произносит эту стандартную фразу с легкой усмешкой и, склонившись над кар той, бросает] отрывисто: — Завтра в девятнадцать ноль- ноль майор Ковалев, оставив в тес нине одну усиленную роту, под по кровом темноты начинает отход, следует вдоль дороги на Хатыпс и располагает полк в засаде, на юж ных скатах высоты. Сегодня ночью ему будет дан дивизион артиллерии, который надо замаскировать на за падных скатах, с таким расчетом, чтобы простреливалась вся теснина — от слияния речных рукавов до селения Безымянного. Первый ба тальон полка Клименко сегодня, в двадцать четыре ноль-ноль, выходит к отметке 386, располагается в лес
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2