Сибирские огни, 1947, № 4
Циммерман говорит, что в этом го ду мы завоюем Кавказ, а в следую щем раздавим московский фронт. Командир нашего взвода лейтенант Шулле заявил, что вскоре мы по кончим с Россией и с Англией... Все с ненавистью глядят на хваст ливого пленного. У Козлова замет но дрожит нога — мы знаем, что немцы повесили его мать; усатый Мадолетко шепчет ругательства; Ильин и Клименко сидят отвернув шись; Ковалев угрожающе вертит в руках ременную плеть. Но — стран но — чем более хвастливым и на глым становится немец, тем более оживленным и как будто даже до вольным делается лицо Аршинцева. Он усмехается, тихонько кивает го ловой и подзадоривает пленного: — Но вы с вашим генералом что- то долго топчетесь у Волчьих Во рот, пожалуй еще и не возьмете эту теснину? — Эту теснину мы возьмем в ближайшие дни, господин офицер, — с достоинством говорит Валь гаузэр, — у нас тут большое пре восходство в люд*х и в технике. Вообще же, как говорят офицеры, положение германской армии на Кавказе очень хорошее. Мы безу словно выйдем здесь к морю и возьмем Баку. Поскольку приказ об этом отдан лично Гитлером, .коман дование и солдаты приложат все силы, чтобы приказ был выполнен, чего бы это ни стоило, так как все понимают, что тут решается исход большого стратегического маневра..< Немец говорит неторопливо, с до стоинством, взвешивая каждое сло во, и переводчик так же неторопли во переводит все, что говорит плен ный. — Конечно. Против нас действу ет семьдесят первый пехотный полк майора Ковалева, — небрежно тя нет Вальгаузэр, — мы знаем, что это довольно способный офицер, но уверены, что он не устоит против вюртембергских стрелков и в бли жайшие дни покинет теснину Волчьи Ворота. — Ах ты, стерва! — вскакивает Ковалев. Его плеть описывает полу круг, но, повинуясь взгляду Аршин цева, опускается к сапогу. — Увести пленного, — приказы вает Аршинцев. Вскинув голову, ефрейтор Зигфрид Вальгаузэр выходит из блиндажа. Следом за ним, касаясь рукой нага на, идет сержант переводчик. Все молчат. Только Штахановский хрип ло смеется: — Эк он тебя отчехвостил, Кова лев. В ближайшие дни, говорит, майор Ковалев покинет Волчьи Во рота... — Сволочь! Прищурив глаза, полковник Ар шинцев долго смотрит на Ковалева и вдруг неожиданно для всех гово рит: — Немец прав, Ковалев. Завтра к вечеру вы! оставите Волчьи Воро та? Все умолкают. Ковалев бледнеет, но потом щеки его покрываются ру мянцем — он понял шутку коман дира дивизии, и хотя это была злая и, пожалуй, неуместная шутка, — Ковалев готов принять ее. Он улы бается, встает и отвечает, выдержи вая шутливый тон. — Слушаюсь, товарищ полков ник. Я оставлю теснину Волчьи Во рота, если получу ваш письменный приказ. Но мы все видим, что Аршинцев взволнован. Он стоит у стены блин дажа, заложив руки за спину, и светильник освещает Ого бледное лицо, темные монгольские глаза, тонкие злые губы. — Я не шучу, майор Ковалев, — медленно отчеканивая слова, гово рит он, — завтра, в девятнадцать ноль-ноль, вы начнете отход из тес нины. Письменный приказ получите через два часа. Понятно? Командиры вскакивают и смотрят на полковника так, точно он болен. Аршинцев обводит их всех внима тельным взглядом, потом; молча бе рет со стола толстый карандаш, проводит _ на карте черную стрелу острием на юг, поворачивает каран даш, замыкает оперение стрелы жирной красной чертой у селения Фанагорийского и сквозь зубы ки дает одно слово: — Мешок. Командиры переглядываются. Ко валев и Клименко склоняются над
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2