Сибирские огни, 1947, № 4

— Сегодня. — Солдат? — Ефрейтор взвода разведки. Аршинцев говорит начальнику штаба: — Передайте в полк, чтоб немед­ ленно доставили пленного прямо ко мне, без задержки. Усатый Малолетко выходит из блиндажа и через две минуты воз­ вращается. Тем временем майор Ко­ валев, разложив на коленях бумаж­ ку, перечисляет потери противника в людях и цифры захваченных пол­ ком винтовок и пулеметов. «Сев на табурет, Аршинцев берет карандаш и начинает что-то чертить в блокноте. Я сижу к нему ближе всех и вижу, что он рассеянно ри­ сует какой-то острый профиль, но все думают, что командир дивизии занят чем-то очень важным, и по­ этому разговаривают вполголоса: маленький Клименко! о чем-то рас­ спрашивает Ковалева, Штаханов­ ский и Козлов говорят о вручении партийных билетов, Карпелюк, Не­ веров и Малолетко слушают рас­ сказ Ильина о смерти пулеметчика Матяша. Люди говорят шопотом, так тихо, что отчетливо слышен ход старых часов. Я удивленно смотрю на Аршинце- ва: почему он молчит? Зачем этот неожиданный перерыв в докладе, и как раз в ту минуту, когда решает­ ся судьба самого важного участка обороны? Как сейчас можно рисо­ вать ка'кие-то уродливые профили? Вначале мне кажется, что Аршин- цеву просто скучно, что ему смер­ тельно надоели разговоры, но потом я замечаю — мне видна озаренная светильником щека Аршинцева — как в нервном тике дрожит его ве­ ко1, и как он, остановив в воздухе занесенный над блокнотом каран­ даш, смотрит куда-то невидящими глазами и сосредоточенно покусыва­ ет губы. Вдруг он поворачивается ко мне, щелкает портсигаром, закуривает и устало роняет: — Говорят, на войне бывает му­ жество двух родов: во-первых, му­ жество в отношении личной опасно­ сти, а во-вторых, мужество в отно­ шении ответственности перед судом народа, перед судом истории, нако- .нец, перед судом собственной сове­ сти... Теперь, когда он сказал о муже­ стве, я понимаю этого человека, знаю, что он готовит решение, ко­ торое бросит на чашу весов тысячи жизней, и говорю ему: — Кажется, Наполеон сказал, что многие вопросы, стоящие перед вое­ начальником, являются математиче­ ской задачей, достойной усилий Ньютона... Но он уже не слушает меня. Сло­ мав недокуренную папиросу, он смотрит на карту, исподлобья взгля­ дывает на Ковалева и, вздохнув, опять начинает рисовать один и тот же остролицый профиль. — Товарищ-полковник, — докла­ дывает вбежавший в блиндаж орди­ нарец, — военнопленный приведен по вашему приказанию. — Переводчик здесь? — Так точно. — Захватите переводчика и вве­ дите пленного. Боец исчезает. Через минуту рас­ пахивается дверь, в блиндаж входят сержант переводчик и пленный не­ мец. Пленный высок, худощав, му­ скулист. У него шапка белокурых волос, холодные светлые глаза, пре­ зрительные губы. Увидев офицеров, он вытягивается, щелкает каблука­ ми и бросает, не дожидаясь вопро­ са: — Зигфрид Вальгаузэр, обер-еф- рейтор! После обычных вопросов о нуме­ рации дивизии и полка, об их чи­ сленности и дислокации, Аршинцев говорит: — Расскажите себе подробнее. — Я из взвода конной разведки, отвечает Вальгаузэр, — родом из Вюртемберга. По профессии архи­ тектор. Член национал-социалист­ ской партии. Был в отряде «СА». За Севастополь награжден крестом, за Ростов имею особый знак. — Ваш генерал Шнеккенбургер имеет награды? — О, да! Он имеет два железных креста, а за форсирование Дона на­ гражден рыцарским крестом. — Каковы ваши взгляды на ис­ ход войны? — Каждый немецкий солдат уве­ рен в победе. Наш полковник фон