Сибирские огни, 1947, № 4

подробно, рассказано В. Сафоновым. На трехстах страницах его романа можно найти соответствие каждому абзацу их рассказа. Есть и почти дословные совпа. дения: «Но однажды к Иртышу примчались... всадники. Ахмет-Гирей в это время забав­ лялся ястребиной охотой... Всадники зна­ ками стали звать Ахмет-Гирея, приглу­ шенные расстоянием долетали слова: «Приятные вести из Бухары...». Ахмет- Гирей сел в лодку и поехал з а ' прият­ ными вестями. («Омский альманах», книга шестая, стр. 80). «А в это время люди князя Шигея уже доехали до Иртыша. Князь Ахмет-Гирей... забавлялся ястребиной охотой. — Добрые вести! Добрые вести! — за­ кричали ему через реку. И показали зна­ ками, что привезли письмо... Ахмет-Гирей сел в лодку... и переплыл реку». (В. Са­ фонов. «Дорога на простор», стр. 157). Такие же повторения находим и в пере, даче авторами другой легенды — о про­ исхождении слова «Сибирь», в эпизоде приезда к Ермаку остяцкого князька Боя- ра и т. д. Надо полагать, что совпадения эти объясняются использованием одних первоисточников — летописи, легенд и пр. Но факт остается фактом: не получая для себя ничего нового ни в изложении событий, ни в трактовке их, ни в характе­ ристике личности Ермака, читатель неиз­ бежно воспринимает рассказ, как своего рода краткий монтаж сафоновского ро­ мана! Большое место занимает в шестой книге альманаха раздел поэзии, составленный из произведений десяти авторов. Стихи — разные по манере, по степени поэтической зрелости, но есть в большинстве из них нечто общее: сходство биографии их ли. рического героя. Это — юноша, закален­ ный в горниле великой войны, вспоминаю, щий о боях за родину, о тяжелой поход­ ной жизни, о чудесной фронтовой дружбе и осмысливающий свое возвращение до . мой, к семье, к мирному, но напряжен­ ному и ответственному труду. С этим героем и с этой темой встреча­ емся мы и в «Лирической хронике» С. Гудзенко, и в стихах М. Максимова, М. Юдалевича и начинающих авторов. С. Гудзенко — талантливый молодой поэт, уже заслуженно замеченный читате­ лем. Досадно только, что в «Лирической хронике» (в целом — сильной вещи) про­ скальзывает порой некоторая развязность тона, подчеркнутая самоуверенность. Мы знаем, что русский народ, освободивший народы Европы, нес им великий гуманизм, теплое слово, мужественную дружбу. Вни­ мательно и с интересом присматривался он к окружающему. Тем более стремились понять, осмыслить и запомнить увиденное солдаты-писатели. А Гудзенко высокомер­ но похваляется: Ну, разве ты задумывался прежде над странами, в которые попал? Не думал ведь. Стихи о Будапеште я через месяц в Вене написад. Правда, в самой Вене автор с благого, вением разглядывал дом, в котором жил Шопен. Это, конечно, хорошо. Но, помимо этого, русские люди-освободители видели в зарубежных странах и сегодняшний их день, сегодняшнюю жизнь, живых совре­ менников, сражавшихся бок-о-бок с нашей армией. Об этом в двухстах пятидесяти строках «Лирической хроники» нет ни сло­ ва. Мне думается, что ради какой-то позы наговаривает тут Гудзенко и на себя и на других: не двигались русские солдаты, в частности, русские писатели «галопом по Европам»! Остановимся подробнее на Мих. Мак­ симове, представленном восемью стихотво­ рениями. Этому поэту чужда пустая ри­ торика, он учится писать «мускулистой строкой» (как выразился однажды Н. Ти­ хонов). В его стихах ощущается упругая смысловая пружина: За окном, на пригорке низком И похожем на пьедестал, Клен обугленным обелиском В память битв отгремевших встал. Угрюмо смотрят раненые из окна гос­ питальной палаты на искалеченное миной дерево: Тишина. И сиделка заметит, Сколько боли в такой тишине, Что-то скажет о резком свете И полотна задернет в окне. Большая психологическая правда в этих скупых словах о сиделке, понимающей на­ строение раненых и стремящейся отвлечь их от щемящих мыслей и сравнений. Но вот приходит весенний ливень («рамы — настежь и шторы — вплавь!») и раненые видят, Что весна, нет, что жизнь—упряма: Клен, обугленный догола. Выгнал поросли, выгнал прямо Из простреленного ствола! И раненый солдат подходит к веселому клену — И, взглянув на зеленую завязь, Он смеется: — Так, значит, живем! То, что здесь рассказано, могло быть подсмотрено в живой жизни и вместе с тем это — символическое обобщение. А слова найдены полновесные. В этом сти­ хотворении неудачно только его назва­ ние: «Баллада о весне» — оно неуместно так же, Kajc и в другом случае, когда Максимов назвал стихотворение о друже­ ской отзывчивости бывшего фронтовика «Балладой о шофере». Как ни странно, автор, видимо, не понимает значения сло­ ва «баллада». Нельзя не отметить с прискорбием одно совершенно безграмотное словосочетание в стихотворении «Ночью»: «под мной». Рус­ ский язык требует сказать «подо мной»— и никакими требованиями ритма нельзя оправдать эту «вольность». О другом поэте, чьим циклом стихов от­ крывается рецензируемая книга, редактор альманаха С. Жданов пишет (в статье «25 лет советского книгопечатания в Ом­ ске»): «Особенно большие надежды мы