Сибирские огни, 1947, № 4

когда романтическое и реалистическое ка­ чала в развитии французской литературы расщепились, можно сказать, что они оба на этом -потеряли. Эта особенность Бальзака, как худож­ ника, объяснялась,—и это уже доказано нашими литературоведами, — тем, что его миропонимание на теле было гораздо ши­ ре, чем его внешняя, поверхностный ле­ гитимизм. Анализируя творчество Бальзака, наши литературоведы доказали, что- он руковод­ ствовался во многом учешем французских просветителей конца XVIII столетия. Свет французской буржуазией революции лежал на Бальзаке. И расщепление французской литературы на романтизм и реализм было первым показателем того, что1 этот свет уже померк. То, что породила француз­ ская революция — капиталистический строй, — все это стало приносить своп горькие плоды. Романтизм оторвался от «грязной» действительности, а реализм по­ терял идеалы и «ополз по земле. Взгляните на Флобера. Он настолько ли­ шился нравственного идеала, что все его творчество стало безнравственным" голый скепсис, полное отсутствие веры в чело­ века и в возможность преобразования об­ щества на справедливых началах. Рево­ люцию 1848 года во- Франции он просто оплевал'. Флобер силен только в изобра­ жении «зла мира», уродливости современ­ ного ему общественного строя. А с другой стороны, можно взять Гюго. Гюго — революционным романтик, у ко­ торогоесть немало черт. общих с Бальзаком. Но он является носителем идеалов без ис­ торического содержания, от этого его ро­ мантизм невероятно теряет. Гюго не дает верной исторической обстановки. «93-й год». «Человек, к о т о р ы й смеется» — везде -историческая обстановка вымышлен­ ная. Гюго не двет развивающихся харак­ теров в типичных обстоятельствах, сто так хорошо умел делать Бальзак. Одни люди являются у Гюго носителями «добра», а другие — носителям^ «зла». Как видите, и Флобер, и Гюго потеряли от расщепления реалистического и роман­ тического начал. После них начинается прямое вырождение и реализма, и роман­ тизма. Вырождение реализма начинается уже у Флобера, который в романе «Са- ламбо» выступает как реакционный ро­ мантик и физиологический натуралист од­ новременно. Несмотря на революционное движение 30-го, 48-го годов и, наконец. 71-го го­ да, во французской литературе пе появ­ ляется уже ни одного революционного ро­ мантика, равного в какой бы то ни было степени Гюго. А с другой стороны, при всех неоспоримых достоинствах реализма Золя и Мопассанз им присуща еще большая ущербность, чем Флоберу, они вовсе пол­ зут по земле, в хвосте исторического раз­ вития. С момента деградации Флобера на­ чинается расцвет французской реакцион­ ной романтики, которая постепенно смы­ кается с вырождающимся, ползучим фран­ цузским натурализмом, теряющим всякие реалистические основы, всякое человече­ ское содержание. Начинается литературное' вырождение, декаданс. Это очень характерно, что во Француз­ ском декадансе, как и во всяком декадан­ се, очень' близко примыкают друг к другу ползучий аморальный натурализм с изо­ бражением изнанки человеческого бытия, самых грязных физнологических отправ­ лений человека п индивидуалистический символизм с его эротикой и мистикой, по­ множенными на гипертрофию формы. В связи "С рассматриваемой нами про­ блемой интересно взглянуть на крупней­ шую фигуру английского реализма — на Диккенса. По своему творческому методу Диккенс находится где-то между Бальзаком и Гюго. С Бальзаком ето объединяет то,. сто- он подлинный бытописатель, впаток нравов. С Гюго его объединяет отсутствие развивающихся характеров. . По меткому выражению Честертона, герои Диккенса, точно вынуты из мешка рождественского дана. В то же время Диккенсу присуща известная гиперболичность, которая .была свойственна и Бальзаку и Гюго. Диккенс — реалист и в то же время он роман­ тичен, он верит в справедливость, в доб­ ро. в возможность их торжества на земле. Он первый в английской литературе увидел простого человека, как носителя высокого нравственного начала, и возвысил его. Б здесь имею в виду не тех сентименталь­ ных добряков, богатых людей, которых выводил Диккенс. — в этом была его ве­ личайшая художественная слабость. А я имею в виду яркие народные фигуры ря­ довых тружеников, выразителей народной морали. веяиЧил и достоинства простого человека. Эта романтическая сторона его творчества, сочетающаяся с критикой об­ щественного строя в Англии, лживой ант- лийсюой конституции и лицемерной морали правящих классов, составляет главное обаяние Диккенса, как художника. Диккенс сам не был чартистом. Но ие трудно увидеть на всем его творчестве ст. свет чартистского движения. И опять-таки наличие передового романтическом, начала в реализме Дйвкееса делаerr его самой к р у п н о й фигурой в английском реализме XIX века. Возьму, наконец, американского реали­ ста Марка Твена. Марк Твен жил очень