Сибирские огни, 1947, № 4

И дальше он писал: «Наша нация, как и другие нации, нуждается в людях, спо­ собных отстаивать интересы обездоленно­ го, беззащитного люда, которые могли бы объяснить, *что времена обмена пяти бед­ няков на одну собаку прошли. Наша на­ ция нуждается в Пушкиных, Толстых, Лермонтовых. Короче говоря, и нашей на­ ция яужпы настоящие писатели, худож­ ники, музыканты и прочие, которые спо­ собствовали бы, как и у других, — про­ грессу». Вот такие люди, как Тукай, были во всякой нации. Я бы советовал, между про­ чим, армянским товарищам поинтересо­ ваться этим и вместо того, чтобы избивать Анаит Саинян, поинтересоваться, почему в Армении все романы отображают собы­ тия не ближе IV—V веков, а то и до рождества Христова, почему нет романов о великих революционерах-демовратах Нал- бапдяне и Абовяне? Почему в Азербайд­ жане не создан всесоюзно известный большой роман об Ахундове? Все прошлоц нам необходимо — это вер­ но. Мы должны его пересматривать я ис­ пользовать из него лучшее. Но с точки зрения понимания сегодняшних задач ук­ репления дружбы народов, .развития совет­ ского патриотизма, мы должны поднимать в прошлом наших пародов передовых рево­ люционных демократов. Этим мы сделаем великое дело. НАШИ ИДЕЙНЫЕ ПРОТИВНИКИ Сколько ни перечитываешь постановле­ ние НЕ партии и доклад тов. А. А. Жда­ нова о журналах «Звезда» и «Ленинград», не перестаешь поражаться тому, насколько метко был нанесен удар аполитичности и безыдейности. Ведь Зощепко и Ахматова сильны не сами по себе. Они являются как бы двумя ипостасями глубоко чуждо­ го и враждебного нам явления. Это стано­ вится особенно ясным, когда бросишь взгляд на то, что происходит в литературе Западной Европы. Мы не будем говорить о наших друзьях, мы знаем, что порож­ дает сильную сторону их позиции. По­ смотрите, до чего докатияась литература Западной Европы, какова судьба тех, кто именовал себя носителем «нового». П ста­ нет наглядно ясно, что писания Зощенко и Ахматовой являются отражением на нашей почве того процесса, который в условиях Западной Европы дошел до своего логиче­ ского конца и выражает там глубокий ду­ ховный кризис. Идейными учителями запа.тно-европей- ского декаданса являются эпигоны субъек­ тивного идеализма — Ницше, Бергсон, Фрейд. Они впссли в литературу, вопреки тем моральным идеалам, которые согрева­ ли классический реализм и романтизм, страшное обесчеловечение. Эти «учителя» — Ницше, Бергсоп, Фрейд провозгласили долой какие бы топи было закономерности общественного развития! Лолой общест­ венную мораль! Лолой человека! Долой ра­ зум! Да здравствует подсознательное, зве- риные инстинкты, зоологический индиви­ дуализм, мистика, .эротика! Это сопровождается в области литерату­ ры неизбежным распадом формы. Можно «удить о том на примерах Пруста, Джой­ са, Дос Пассоса, Селина, Сартра. В развитии западно-европейского дека­ данса с предельной ясностью обнажены эти уже почти слившиеся две ипостаси лите­ ратурного вырождения: зоологический на­ турализм, с одной стороны, и заумная символика, с другой, представляющая за­ частую ту же эстетизацию низменного в человеке. Русский декаданс всегда плелся в хвос­ те у еападно-европейюко'ГО, раболепно под­ бирая объедки с чужого стола. Он несет те же черты и не случайно был в числе идейных противников советской литерату­ ры на всем протяжении ее развития. Ои остается им и до сих пор. Он имеет сме­ лость выступать под флагом «чистого ис­ кусства», «искусства для искусства», хо­ тя потерял главное содержание искусства —человека, человеческое общество. Вспом­ ним грязный зоологический натурализм Пильняка и рядом с ним реакционную «романтику» Клюева. Обывательское злопыхательство Зощен­ ко и религиозная эротика Ахматовой н» случайно идут рядом. Это явление имеет место и в литерату­ рах других народов СССР. Вот, например, книжка новелл Гамсахурдиа, которая вы­ шла накануне постановления Центрально­ го' Комитета партии. В этой книжке Гам­ сахурдиа слиты воедино грязное, низмен­ ное изображение человека и пошлое эстет­ ство. В одной из первых новелл — «Пср- целлан» (1916 г.) описана встреча авто­ ра с некоей баронессой в Мюпхене. Тема их разговора — судьба искусства. По Гамсахурдиа, «действительность — явная ложь», и поэтому оп вместе со своей баро­ нессой упрекает искусство за то, что оно якобы «тонет в банальном реализме». Тут же высказывается полное пренебрежение к политике. Короче говоря, Гамсахурдиа выступает с то р о н н и к о м «чистого искус­ ства», «искусства для искусства». Адаль­ ше следует новелла «Лил», написанная в советское время, где морально растленный доктор Шарухия так говорит о человеке: «...Разве заслуживает любви человек, у которого гр я з ь и гной течет из множества пористых мест...». Или: «Человек — это кожаный мешок, наполненный кровыо».