Сибирские огни, 1947, № 3

каким-то чудом оказался дома, ря­ дом с тобой, у меня не нашлось бы, вероятно, ни одного теплого, ласко­ вого слова. Я не смог бь^ думать и говорить о чем-нибудь кроме войны. Мне чудились бы обугленные разва­ лины, грохот выстрелов, дымное по­ ле, где по почерневшему снегу идут в атаку мои друзья, у каждого из которых тоже ведь есть где-то же­ на, мать, невеста, есть сын или дочь, которым, быть может, никогда не узнать больше отцовской ласки. Прости меня. Читать все это, ве­ роятно, невесело, но с кем, как не с тобой, поделиться мне сокровенными мыслями. И что поделаешь, если се­ годня они еще не так радостны, как бы нам хотелось!» Закончив письмо, Скобликов дол­ го сидел неподвижно, уставившись на крохотный огонек коптилки. Он высказал все, что накипело на душе, но почему-то не чувствовал облег­ чения. Даже наоборот, у него было такое ощущение, будто он поступил нехорошо, неправильно. Уже совсем стемнело, давно можно было затопить печурку, со­ греть чай, просушить одежду, но ему не хотелось двигаться. И только когда у входа раздался громкий хриплый 1голос Уразов а, он поднял голову. Грузно ввалившись в землянку, Уразов тотчас расстегнул шинель и принялся стягивать тяжелые намок­ шие сапоги. Вслед за ним протис­ нулся живой, черноглазый юноша, письмоносец батальона Васильков. Он выполнял также обязанности ор­ динарца и нес сейчас в обеих руках охапку толстых, коротко -наломан­ ных сучьев. — А ты что сидишь в холоде? — обратился Уразов к Скобликову. — Крикнул бы Василька. Ведь дай ему волю, он до утра будет с телегра­ фистками лясы точить. Живей, жи­ вей, Василь, включай отопление! Стянув, наконец, сапоги, Уразов повесил сырые портянки на пере­ кладину, улегся на нары -ис наслаж­ дением вытянул длинные босые ноги. — Вот чортова жизнь!.. А знаешь, немец опять на соседа рельсу сбро­ сил. — Зачем? — Хм... пугает! Она ж с дыркой, свистит вроде бомбы. А с боеприпа­ сами у него, должно быть, туговато. Заметил, сколько кружит, прежде чем разгрузиться? Впрочем, с рель- сой — это, может, немецкий юмор такой, для нас непонятный... — Послушай, неужели нельзя все- таки дать сюда хоть пару ястреб­ ков? Где ж, в самом деле, наша авиация? Уразов покосился на товарища с чуть заметным упреком, — как, мол, можно не понимать таких прос­ тых вещей, — и пробасил рассуди­ тельно: — Авиация там, где противник. Говорят, немец подтягивает сюда одну дивизию за другой: напугала его демонстрация на здешнем участ­ ке. Авиация! наша и долбит его не­ щадно по всем дорогам. . —А сводку видел? Что Сталин­ град? « — Ясно, держится. Сталинград, дружище, не отдадут! Вот и мы, гляди-ка, оттянули от Волги сколь­ ко-то там дивизий... Эх! С утра меч­ таю о кружке горячего крепкого чаю. Василек! Если засну, разбуди, чтоб горячий. — Есть разбудить, чтоб горячий! — весело отозвался Васильков. Он уже раздул в земляной печурке жаркое пламя и1 пристраивал над ним‘ черный, помятый котелок. За­ тем вытер руки пучком соломы, бро­ сил ее в огонь и, заметив в пальцах у Скобликова исписанный , листок, вытащил из своей потрепанной ко­ жаной сумки конверт. — Трофейный. Вы, товарищ стар­ ший лейтенант, орла-то замажьте, оно и сойдет. А вам тоже надо на­ писать, — наставительно сказал он Уразову. — Пять дней как письмо получили, а все никак не ответите. Дома, поди, беспокоятся. Я завтра на почту пойду... — Верно, — виновато пробормо­ тал Уразов и вдруг, тяжело1 полу­ обернувшись к Скобликову и поче­ му-то понизив голос, спросил: — Знаешь, что у меня до сих пор перед глазами? Лошадь. Как у нее кровь-то из глаз, из ушей... Тьфу,