Сибирские огни, 1947, № 3
— Давай, помогу, — сказал я. Боец не ответил. И только когда ему удалось, наконец, самому спра виться с папиросой, он, смягчившись от такого успеха, попросил: — Вот огоньку — дай, товарищ старший лейтенант. И добавил с недоумевающе-горь- кой усмешкой: — Вишь, как быстро отвоевался... Рядом лежал раненый в бедро бледный, худощавый паренек. Каза лось, и его тревожит не боль, не страх, а какое-то смутное недоуме ние. Ему все еще было непонятно, как это случилось, что, не увидев в лицо неприятеля, не сделав ни од ного выстрела, он уже выбыл из строя. — Какая ж это война? Это убий ство! — растерянно и обиженно! по вторял он. Уразов в телефон жаловался ко му-то на артиллеристов, не сумев ших полностью подавить миномет ные батареи немцев. Все сейчас по нимали, что оставить батальон ле жать под огнем — значило нести новые и новые бессмысленные поте ри. Надо было во что бы то ни ста ло подйять бойцов, резким броском вывести из-под огня и войти в де ревню. И бойцы поднялись, двину лись вперед, увлекаемые команди рами. С каждым шагом ряды их таяли, всего несколько десятков до бежало до первых домиков, но это го оказалось достаточно. Немцев вышвырнули из деревни. Мы не имели возможности пре следовать врага. Надо было думать лишь о том, чтобы хорошенько за крепиться в деревне. Вместе с Ура зовым я обошел позиции. Повсюду копошились бойцы, торопливо! нала живая оборону. Уразов приказал пу леметчикам отрыть ячейки на за падной окраине, и они Сразу) же взялись за лопаты. Артиллеристы уже подтянули свои маленькие пу шечки и ' тоже ждали приказаний. Потом Уразов отправился в штаб, поручив мне посмотреть, как уст роилась первая рота. Я осмотрел укрепления, распорядился углубить кое-где траншеи и только тогда вспомнил, что именно в первой ро те командует взводом Галочкин. Мне захотелось его увидеть. — Где лейтенант Галочкин? — спросил я бойца, выкидывавшего из траншеи какой-то хлам. Он посмотрел на меня хмуро и, как мне показалось, неприязненно. — Нет Галочкина... До этого мне почему-то ни разу даже и в голову не приходило, что Галочкина могли убить. Возможно потому, что уж очень он был молод и жизнерадостен. — Жаль, хороший был командир, — растерянно сказал я. — Всех не пережалеешь! — так же хмуро отозвался боец. Я назвал еще несколько фамилий — и с тем же результатом. И когда, выполнив все поручения комбата, возвращался в штаб, перешагивая через немецкие трупы, какие-то ящики, гильзы, битые кирпичи, меня вдруг охватила такая смертельная душевная и физическая усталость, какой еще ни разу не доводилось испытывать. В бывшем немецком блиндаже, где теперь разместился штаб ба тальона, уже навели кое-какой поря док: смели к печке склянки, пузырь ки, тюбики, письма, фотографии, — всю эту немецкую чепуху, обилие которой всегда вызывало у бойцов пренебрежительные усмешки, — на бросали на нары свежей соломы. Уразов о чем-то с увлечением рас сказывал замполиту, тыча каранда шом в карту, оба выглядели чрезвы чайно возбужденными и жизнерадо стными. Их веселое настроение по казалось мне чем-то кощунствен ным, и я, доложив о проделанном, упомянул о тяжелом впечатлении, произведенном на меня смертью Га лочкина. Уразов пристально взгля нул на меня и произнес очень иск ренне и задушевно: — Да, жаль парня. Отлично вое вал, геройски. И тотчас же они снова возобно вили оживленный разговор. Я за молк и стал думать о том, что, ви димо, таковы и должны быть на стоящие военные люди, что на вой не и нельзя иначе. Ведь, в конце концов, батальон выполнил боевую
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2