Сибирские огни, 1947, № 3

ми, когда он встречал его. 'Он навидел все, что напоминало отца. Он ненавидел свое лицо. —: Вылитый! — как проклятие звучало в ушах. А тут подошли первые смутные волнения юности. У сельской учи­ тельницы была дочь, ее звали На­ дя. Они были школьными товари­ щами. Она уехала раньше, чем уз­ нала о его несчастьи. Ее не было, и он тем сильнее страдал от болезни, прозванной лю­ бовью. Семену все чаще начинало ка­ заться, что мир непрочен и жесток. Окружающие не интересовались им. В своем невинном эгоизме доволь­ ных жизнью людей они не замечали его, а он думал, что презирали. Он с детства привык считать, что лю­ ди обязаны помогать друг другу. Читал об этом в книгах, слышал от учителей. И первое испытание сва­ лило Семена с ног, — он не был готов к испытаниям. Люди все нехо­ рошие, не заслуживают уважения, — вот к какому выводу пришел он. Случаи внимания к нему не измени­ ли этого убеждения: те, кто прояв­ лял заботу о нем, были далеко. Они когда-то дружили с отчимом, а те­ перь занимали высокие посты. Их заботы были связаны с памятью об отчиме. А вот те, кто его окружал, рав­ нодушны и презрительно-высокомер­ ны. Разве он не видел? Разве он не читал в их глазах: «ты не наш», а в глазах девушек, кроме того, — «ты безобразен!». И он был весь в себе и в про­ шлом. Только в прошлом — дале­ ком, чистом, когда он в пионерском галстуке ходил по земле и люди все были ласковы... Когда пел с друзьями: Но от тайпи до британских морей Красная Армия всех сильней. Или задорную пионерскую «Кар­ тошку»: Тот не знает наслажденья, Кто картошки не едал. Или когда давал торжественное обещание перед строем: — Я, юный пионер, перед лицом своих товарищей торжественно обе­ щаю... Запж костров, всплески воды, теплые руки друзей... Отец неожиданно куда-то уехал, и Семен больше его не видел. Мать встала с постели, ходила с палоч­ кой. Она часто заглядывала в кон­ тору, в комнату за стеной, где си­ дел директор, и они подолгу бесе­ довали там. После одного такого разговора директор вызвал Семена. — Учиться задумал? Ишь ты, мудрец какой... А кто же у меня работать будет? — Я не хочу учиться, — угрюмо ответил Семен. — Не хочешь? А если врешь? Семен отметил брошенный испод­ лобья взгляд, широкое, со шрамом на лбу лицо, жесткий, рот. — Врешь! Безбожно врешь! — Директор думает, жмурится. — От­ чима твоего я уважал. Настоящий коммунист. Давай, так договоримся. Тебе известно, что я директор? — Знаю. — Отлично. Как директор, прика­ зываю: учиться. — Спасибо, но я не буду учиться, — тихо, но твердо повторил Семен. — Отставить! Ты что, приказов не выполнять? Вот тебе деньги. ■Будешь получать каждый месяц от завода, пока не поступишь в институт. Стоять s прямо! Что шевелишься? Ишь ты, оскорбленный какой... Ты у меня позу эту... оставь. Во-пер­ вых, глупый ты мальчишка... сын за отца не отвечает, кто это сказал? Ага, то-то! Это, во-первых. Во- вторых, тебя воспитал коммунист... Учись, принеси пользу государству... Что ты здесь костяшками стучишь? Я любую девчонку посажу, за мое почтение... И не дури... В автобио­ графии укажешь все. Ничего не скрывай... А кто будет колоть гла­ за — дерись! Тебе известно, как советская власть на это смотрит? Ну, то-то.1Вот и учись для совет­ ской власти. И не дури. Нажимай! .Давай лапу. Сжал ладонь и крепко потряс, смягчив жесткий рот улыбкой. — Может, еще главным инжене­ ром ко мне вернешься. Вспомним тогда, хо-хо!