Сибирские огни, 1947, № 3
Ответа снова не было. — Марина! — Спи! — Недовольно отверну лась и, будто опять испугалась, не оборачиваясь, ласково и раскаянно погладила ладонью его щеку. — Спи! Все хорошо... Раннее материнство пр&даЛо лицу Марины особенное, сосредоточенное и тихое выражение. И она была бы Счастлива, если бы не вкралась в ее жизнь едкая скука одиночества. Она ни за что не призналась бы Федору, что все его увлечения чуж ды ей и что ей достаточно малень кого, комнатногб счастья. Она в этом боялась сначала признаться даже самой себе, потому что, на блюдая людей, понимала, насколько смешно убога ее глупая маленькая мечта. И не сразу, не без трудных и больших раздумий, пришла она к своему простому облегчающему ре шению — всем хватит места / под солнцем, и, может, поэтому оно одинаково ласково для всех, что каждый может жить так, как велит сердце. Ее трогали наивные пустяки се мейных радостей, когда Федор по лучал стипендию и приходил домой веселый. Ей нравилось итти с ним и с Женей с реки на виду у людей и где-нибудь в укромном местечке робко поцеловать мужа в прохлад ную щеку; она любила сидеть с Фе дором, обняв его за плечи и просто молчать или слушать его необяза тельные и ненужные ей мечты 6 бу дущем. Ей было и так хорошо, в настоящем, и пусть продолжавши это настоящее, и не надо лучше. Она чувствовала себя за широкой спиной Федора так же спокойно и бездумно-легко, как раньше — за отцом. И как раньше уход отца вдруг вызвал у нее страх за на стоящее, за все, к чему она4привык ла и что считала невозможным и нелепым изменять, так и сейчас вмешательство Федора в ее спокой ное созерцательное счастье породи ло в ней страх и растерянность. Он заставил ее учиться. Он сде лал это незаметно-настойчиво, но все же заставил, потому что, гото вясь в институт, она подчинялась его воле. Что ж, она приняла это с обреченной и тихой покорностью.. Она давно начала понимать, что в маленьком ее счастье тесно Федору. Все меньше и| меньше он стал уде лять внимания ей, занятый работой в институте. Все чаще в беседах они переставали понимать друг дру га, — у нцх обнаружились разные взгляды, на вещи. Федор уходил вперед, Марина видела! это. Но она не в силах была отказаться от сво их маленьких (пусть смешных — ко му какое дело?) идеалов. Марина охраняла этот обжитый и теплый уют, одна замкнулась bi нем. Она с ревнивой тоской следила за Федо ром, за его занятиями. В отчаянии пытаясь вернуть утраченную общ ность с мужем, она бралась за кни ги и — опускала руки. Она не при выкла к такому труду и не чувство вала внутренней потребности в дру гих интересах, чем те, которыми жила. И в то же время она не мог ла не видеть, что для людей, окру жающих ее, и для Федора эти чу жие для нее интересы были единст венными, которыми они только и могли жить. Марина была горда. Она не же лала давать людям повода для уко ризны и насмешек, и еще хуже — для удивленного сожаления. У нее было две жизни. Одна главная, — семья, ребенок, тихая сосредоточенность в себе; другая — та, которую видели люду, ненужная ей, — книги, хорошие отметки, по казное, хотя и строго-сдержанно- оживление. Но она чувствовала, что двумя жизнями долго жить нель зя. Все чаще раздумье горькой от равой оседало в душе. В первый раз после замужества она стала с взы скательным и упорным любопытст вом думать о своем чувстве к Фе дору. Марина никогда раньше не искала в Федоре недостатков. Все в нем было хорошо для нее. Теперь она поймала себя на тох;, что приди рчи-- во ищет в муже недостатки. Обна ружив их, она сначала испугалась., постаралась не думать больше об этом, но чем глубже пыталась скрыть горькую находку, тем силь нее обозначалась трещина в ее; чувстве. Она не отказывала мужу в его
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2