Сибирские огни, 1947, № 3

ворил, счастливо заикаясь, как ре­ бенок: — Ах, Федька, Федька! Сколько боев из-за тебя я выдержал с ма­ терью, ай, ай, ай! Еще как родился, сразу — стычка: крестить! Что бы­ ло! Как это, говорит, человек будет без веры? Дурочка, у него будет самая надежная вера! — Коммунизм, — это самое кра­ сивое, самое человечное на земле, —• тихо продолжал отец. — Чело­ век коммунизма, я так себе его представляю, это — стройной, кра­ сивой души человек... Ты идешь сейчас в самостоятельную жизнь, — подумай, Федор. Следи за собой во всем... В учебе, в работе, в личной жизни... Выбери себе, как пример, человека такого,-чья жизнь целиком для народа, во имя народа. Учись у него, живи, как он. , — Дзержинский! — сказал Фе­ дор, сразу с почти физической яс­ ностью представив 'любимый образ. — Да! Настоящий ленинец! — с каким-то особенным чувством, буд­ то вкладывая в эти слова еще и свой, особенный смысл, произнес отец и, шевельнувшись, осторожно перевернулся на спину, долго лежал так, смотря вверх: — Вот так прожить, как Феликс, — это значит прожить по-ленин­ ски... Теперь, вспоминая эту беседу, Федор вдруг нашел тот особый об* щий смысл, который вкладывал отец в свои слова о Дзержинском. Этот общий смысл не сходился це­ ликом с его, Федора, обжитыми и привычными, необходимыми ему представлениями о железном Фелик­ се. Сперва это смутно почувствовал он, слушая спор товарищей о! поэ­ зии, — он вдруг вспомнил, что Дзержинский в юности писал стихи! Этому факту Федор раньше не при­ давал значения. Постепенно, с но­ вым и беспокойным любопытством, вернулся Федор к знакомой до мельчайших частностей жизни Дзер­ жинского. Да! Тот особенный, зна­ чительный смысл, который вклады­ вал отец в свои слова, заключался в том, что железный Феликс — обая­ тельной, красивой и ласковой души человек, настоящий ленинец! ...Отец любил прозу. Каждый хо­ роший советский роман приносил ра­ дость в дом. — Мало пишут, мало, — сокру­ шался отец. — Но хорошо. Пра­ вильно. Чапаев, как? Хорош? А Ко- Жух? А Левинсон? И смеялся — с удовольствием и гордо. Он нескольких месяцев не дожил до встречи с Павлом Корчагиным. Готовя район к весеннему севу, Куп- реев-старший простудился в поле и слег. Вспышка туберкулеза оказа­ лась роковой. Он лежал в гробу смирный, в улыбке приподняв уголки твердых губ. Строгая, на низких, скорбно­ торжественных нотах, человечески живая, качалась над ним музыка, и неспеша падали тяжелые капли дождя на крышку гроба. — Прощай, отец! Прощай, друг! С Мариной Федор встретился так. Он учился! на рабфаке, приезжал к матери в деревню на каникулы, ходил к Виктору Соловьеву на квартиру, играл с ним на бильярде в клубе, целыми днями просиживал над шахматами. На сестру товари­ ща он не обращал внимания. Ходит тоненькая девочка-подросток с длин­ ными косами и уже тогда строгими глазами, — ну, и пусть ходит. В ве­ селые минуты Федор подшучивал над ней, леГонько дергал за косы Она краснела и сердито говорила: — Оставьте, пожалуйста. Виктор ронял: — Брось, расплачется. Марина спокойно возражала бра­ ту: — Глупый ты... — и уходила, плавно отставляя руку, изгибая ее в кисти, словно отталкиваясь, а ко­ сы перекатывались на хрупкой, с еще заметными линиями лопаток спине. Федор окончил рабфак и приехал в район за матерью, — они переби­ рались в город. Вечером он пошел на станцию за билетом. У районного дома культу­ ры нагнал девушку. — Марина! — удивился он. — Как ты выросла!