Сибирские огни, 1947, № 3

родным песням. Такова, например, знаме­ нитая песня об умирающем в степи ям­ щике — «Ох ты, степь моя, степь Моз­ докская!..». В Сцбири, где извоз и почтовая гоньба занимали видное место в жизни населе­ ния, также было большое количество ям­ щицких песен, частью занесенных из Роо сии, частью сложенных своими местными поэтами из своей же ямщицкой среды. В различных мемуарах неоднократно упоми­ наются песни сибирских ямщиков, — однако записей самих текстов крайне ма­ ло. Одну такую песню (с упоминанием Тюмени ,1 записал на Алтае Г, Н. Пота­ нин («Эшогр. сборник, VII, Спб., 1900), один текст есть в Красноярском сборни­ ке («Русские сказки и песни в Сибири», т. I, в. 1, Крали., .1902), есть кое-что и в других сборниках. Превосходный образец старинной сибирской ямщицкой .песни был цомещен ня страницах «Восточного Обозрения» (1885, № 7). Этот текст совершенно ускользнул от внимания исследователей и любителей на­ родной песни в Сибири. Он оказался по­ гребенным в старых газетных листах. Од­ нако он вполне заслуживает воскрешения. В публикации «Восточного Обозрения» он имеет заглавие «Обозная сибирская песня». Прежде времени осина пожелтела, Лист широкий осинушка оборонила. Стояла осинушка’ ла отбросе,. Ветром осинущку качнуло, Сучья у осинушки приломало, Листья дождичком обстегало, Вердшнунп^у красным солнышком подсушило, Кору зайки белые обглодали. Прежде времени головушка поседела, Прожила головушка на чужбине, На послугах ты у вязниковца, У приезжего купчины-ковровца. Тридцать лег головушка служила, Золотой казны она не накопила, Силу крецку в обозах надорвала. По большим дорогам силу растеряла. Накопила только, голова, ты долгу, Выслужила только грубое ты слово: Ах, мужик дурак, ты -неотес сибирский! Редакция сопроводила этот текст сле­ дующим примечанием: «Печатаемую песню мы не можем причислить прямо к числу народных^ она скорее подражает народно, му складу и показывает, что чутье к прежней поэтической форме песни еще не утратилось». Где и от кого записано, к сожалению, не указано. Любопытный текст забайкальской песни был записан летом 1913 года моим по­ койным отцом, Константином Иннокентье­ вичем Азадонским. Отец мой отнюдь не был фольклористом; но в то время начал заниматься собиранием памятников народ­ ной поэзии я’ и он очень заинтересовался моими записями. Как-то, плывя на паро­ ходе по Амуру, он разговорился со свои­ ми случайными спутниками, рассказал им о моих записях, и те сообщили ему пес­ ню, сложенную в конце 80-х годов в Ун- дицской станице и бывшую очень попу­ лярной у забайкальских ямщиков. Песня эта, по их словам, известна под именем «Забайкальской песни» или просто «За­ байкальская» («Споем, что ли «Забай­ кальскую»...). Сочинение ее приписыва­ лось двум лицам: Ивану Васильевичу Алексееву и Владимиру Евгеньевичу Буя­ нову. Песня в несколько юмористических очертаниях изображает обьгчные препи­ рательства ямщиков из-за очереди. Ундою, грязною порой, Неслася тройка Чуть живая. Гужи веревочны худые, Хомут оборванный, плохой! И вдруг к станице подъезжает, И тут хорунжий увидал, И тут хорунжий увидал, И почередно побежал: «Здорово, сват ты мой, Гаврила!» «Здорово, сват ты мой, Данила!» «Веди каурку поскорей!» «Ну, что ж ты, сват ты мой, Данила,. Вчера хорунжего возил, Вчера хорунжего возил, Сегодня двор я городил». «Ну, что ж ты, сват ты мой, Гаврила- Прямая очередь твоя!» Подай-ка, баба, мне олочи, Насыпь-ка банку табаку, Насыпь-ка банку табаку, И я каурку запрягу, И по-курьерски покачу!