Сибирские огни, 1947, № 2
Рабочие покатили кряж к станочнику, зажали его на тележке шпалостанка ч распилили на пластины. Иннокентий Кузь мич снова вынул нз кармана мелок, опять что-то похмыкал себе под нос, разрисовал пластины и, отправив их на обрезной станок, сдвинул шапку на затылок и озорно подмигнул Голикову. Доволен ста рик! Кряж оказался хороший. Вышли из, него две болванки для ружейных прикла дов, ствольная накладка, два квадратика — катушечных бруска для текстильных челноков и два бруска-легностон. Из лесосеки подходили новые подводы с березовыми кряжами. «Завод» начал ра ботать споро. Слово «завод» мы пишем в кавычках потому, что он ни в какой мере не соот ветствует нашим представлениям о заво де. Нет здесь ни силовой станции, ни ко тельной, ни машинного отделения. Нет обычной для завода высокой кирпич ной трубы. На узкой площадке, сжатой со всех сторон лесом, неутомимо тарахтит единственный трактор. К нему привыкли в лесу, и вблизи него беспечно прогули ваются даже куропатки. Трактор питают мелкими березовыми чурками, и он, тя жело попыхивая дымом, трудолюбиво крутит шпальный, торцовый и разделоч ный станки. Над площадкой стоит резкий визжащий шум станков, на снег летят, как из веял ки, кремовые опилки. Изредка в вой станков врываются человеческие голоса. То рабочий, поставленный на подачу сырья, крикнет: «Поддай еще!», то дев чата, укладывая на берегу реки штабеля ми изготовленные болванки, запоют пес ню. На заводе работает 18 человек, и оп заменяет 60 тесников. Двадцать лесору бов заготовляют для него сырье. Пятнад цать' возчиков подвозят сырье к заводу. Триста пятьдесят ружейных болванов, двести пятьдесят лыжных брусков еже дневно укладывают девчата в штабеля на берегу реки. ...К концу дня все чаще стал простаи вать завод. — Все дальше и дальше при ходилось подвозить к нему кряжи из ле сосеки. Все чаще стгуі выбегать на до рогу, поджидая возчиков, беспокойный старив Иннокентий Кузьмич. Вечером, когда над вершинами берез высыпали яркие звезды, завод снялся со старого места. Неутомимый трактор пота щил его в глубь бельниковой тайги. У ле сной избушки, где жили лесорубы, насту пила мертвая извечная тишина. ІГ мы снова услышали лесной шум. Тихий, мо нотонный, неясный. С давних времен живет в Сибири нре - дание, что здесь, на востоке, за камен ным уральским поясом не было раньш.' белого леса, и береза поселилась в Сиби ри вместе с русским народом. За несколь ко лет до прихода Ермака Тимофеевича, на берегах Иртыша неоасиданно стали вы растать белостволые березы. Кучум при казал рубить белые деревья. Но на месте каждой срубленной березы поднимались из земли целые дубравы. По сибирским просторам пошли рус ские землепроходцы. Н там, где ступала их нога, появлялись бельники. Вместе с землепроходцами российские березы пере шли Иртыш, Обь — режу великую, бур ный Енисей, холодную Ангару. И так вплоть до Тихого океана на востоке и до Ледовитого — на севере. Русские землепроходцы, с которыми пришли березы, поселились в лесной стране, где беспрерывно шумят урманы. Землепроходцы стали охотниками. Они полюбили темнозеленый кедр, серебристую лиственницу,' звонкоголосые сосны. Но самый глубокой их любовью нонрежне.му оставалась береза. Когда им хотелось петь — в сердце возникала песня о «белой березоньке с зеленою косой». На весенние ііраздпики улицы сибирских деревень у к рашались ветвями белостволого леса. На «семик» девушки выходили в бельники и завивали на березах заветные венки, наряжали белоствольных красавиц в цветные ленты и водили вокруг них хо роводы. Березы росли около деревень, на ела нях, открытых солнцу, а в тайге их ду шил хвойный лес. На сотни, тысячи ки лометров тянулась черневая тайга. И си биряки создали о своем любимом дереве легенду. И по этой легенде выходило, что где-то в Сибири березовые леса обра зовали огромную бельниковую тайгу. Стволы их налились соками новой земли и не пускают в свои солнечные дубравы ни тенелюбивых елей, ни сумрачных пихт. И только вольный сибирский ветер беззаботно гуляет в их веселой листве. Но это была легенда. Она противоре чила науке. Ученые установили закон жизни леса, по которому выходило, что все деревья — ель, пихта, сосна, кедр — имеют свою землю, не имеет ее только береза, и она захватывает ее «налетами», на время. Пройдет по лесу пожар, или вырубят лесорубы пихты и ели, в тайге образует ся «ничейная» поляна. Кто ее займет первый? Ель — не решается. Она боится утренних заморозков, которые на откры той поляне жестоки. Не смеет появиться 2 89
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2