Сибирские огни, 1947, № 2

трактор, заросший бурьяном: «Стою над мертвою машиной и отхожу, ни олова не сказав». Но он не исполняет этот обет молчания и, как всегда, изрекает зауныв­ ные сентенции: «...еще недавно твердь под ним дрожала». А теперь «лежит недвижен, ржав, тяжеловесен... Да! Бывает таковой судьба людей, идей, и книг, и песен.!» Воспевая тишину и мрак, Л. Мартынов зовет читателя в тихие сумерки прошлого. Неоспоримым свидетельством его стремле­ ний к идеям декаданса являются переводы пяти стихотворений, опубликованных в сборнике «Эрцинский лес». 'Кто же из поэтов вдохновил Л. Мартынова к дерза­ нию в переводческом искусстве? Франсуа Валлон — французский поэт пятнадцатого века, лучшие произведения которого посвященье идее смерти. Его «Балладу про дам былых времен» и пере­ вел Л. Мартынов. Пьер Ровсар — французский поэт шест­ надцатого века. 'Крупный мастер стиха. И у Ронсара Л. Мартынов взял для перево­ да известный сонет «Елене», посвященный идее смерти. Артюр Рэмбо—-основоположник француз­ скаго декаденства и символизма. Л. Мар­ тынов перевел его знаменитый сонет «Гласные», который М. Горьким приво­ дился в свое время, как образец реакци­ онной декадентской поэзии. Таковы истоки упадочнических мотивов Л. Мартынова, воскрешающего давно похороненные идеи Рэмбо. Эти переводы — пример наилеватель. ского отношения к подлинникам класси­ ков. В балладе Виллона упоминается не­ сколько известных в истории имен. Почти все они нелепо искажены переводчиком. «Как вызвать из забвения Таи?» — пи­ шет Л. Мартынов. ВилЗкщ же писал о Тайс — греческой гетере времен Алек­ сандра Македонского. «Прелиудрая где „Золотая Певец восхваляет Золотую степь. «Ров­ но высятся семьдесят двойных, осыпаю­ щихся^ красных холмов, которых прослав­ ленный конь не может проскакать из кон. ца в, конец; расстилаются тридцать три великих пространных гоби, которых рож­ денный здесь витязь не может обойти кругом. Прекрасная блаженная страна...» — так говорит о Монголии народный пе­ вец Галсан-хурчи. Узнав, что его родине угрожает опасность,' он пошел сражаться под знаменами вождя Монгольской На­ родной республики Сухэ.Батора против иноземных захватчиков, отказавшись от женитьбы на любимой девушке Цыреме. Он сложил народную партизанскую песню о бесстрашном Сухэ-Баторе, которая «зва­ ла храбрых на битву». Он «высмеивал плаксивых, бичевал трусов, восхвалял му­ жественных». Он пел: «Один храбрый монгол — радость, два — сила, а тысяча 1 Кунгуров. „Золотая степь**. Рассказы о Мон­ голии. .Советский писатель*. 1946 г. Эллой?» — написано у Л. Мартынова. Известна в истории куртизанка Эллоиза, приближенная Пьера Абельяра, философа и поэта, которого Л. Мартынов перекре­ стил в Абаирда. «Где дева Араімбуржи?»— вопрошает Л. Мартынов, снова попадая впросак, ибо это не дева, а провинция в I ермании — Аренбург, называемая фран­ цузами Аірэмбуржи. Упоминаемую в под­ линнике Алису Арембуржсиуію перевод­ чик, ничтаже аумняшеся, превращает ...в двух дам — Алису и Арамбуржи!.. Общеизвестно, ’что сонет — стихотворе­ ние в четырнадцать строк. Эторо строгого поэтического правила придерживалась и Летрарка, и Пушкин, и Брюсов. Но такой закон не писан только для Л. Мартыно­ ва, который сонет Ронсара перевел в 29 строках! Сонет Рэмбо — «Гласные» он перевел в 23 строках. Искажая перевод, выдумывая нелепые имена, иоэт дезориен­ тирует читателя. Сознавая свою оторванность от совет­ ской действительности, Л. Мартынов за­ мечает в своем сборнике: Вырос я в России, а не вросся В чернозем, как многолетний злак. Поэт не замечает высоких идейных и моральных качеств своих современников. Поэтому в творчестве Л. Мартынова пе­ реплетаются декаденство я символизм, чуждые дужу советской литературы. Изображая советских людей в гротеск­ ном виде, обывателями, невежественными и сермяжными, как, например, в стихотворе­ ниях «Гость», «Скоморох», «Царь приро­ ды». Л. Мартынов искажает образы своих современников. Это — ущербное изобра­ жение нашего современника, нашей совет­ ской действительности в ложном свете. «Эрцинский лес» не вооружает, а разору-* жает идєйно-совбтсікого читателя. Мих. БУДАРИН. степь“ 1 — угроза! Беритесь за пики, вставайте плечом к плечу, плотной стеной ограж. дайте степь...». Певец шел по степи, за­ ходил в самые отдаленные кочевья, он пел монгольскому народу, а когда ухо­ дил, оставалась его песня, увеличивалось число бойцов под знаменами Сухэ.Батора. Утверждая бессмертие и революционное значение искусства, Кунгуров очень хоро­ шо использовал в рассказе «Старый пе­ вец» легенду про скалу Мункэ-ду, что в переводе на русский язык означает «Вечная песня». Старый певец Тудуп — учитель Галса- на-хурни ушел умирать на вершину высо­ кой горы. Он не простился с учениками, потому что всю жизнь приносил им ра­ дость и не хотел последнюю встречу с ними омрачать печалью. Он поднялся на скалу, выше орлиного гнезда, чтобы «спеть песню солнцу», но мурин-хур вы­ скользнул из его ослабевших рук. Тудуп умирает под звуки своего мурин.хура, ко­ Д17