Сибирские огни, 1947, № 2
И это — искусство! Мое это право! Я строю свою державу. Где заново все создаю! Обнародовав эту декларацию декаданса, Л. Мартынов пытается увести советского читателя в дебри псевдофилософской ли рики. Вот стихотворение «Гость». По ули цам города блуждает незнакомец-прохо жий «приезжий, на нас не похожий». Ав тор рекомендуется читателю незваным гостем ,в этом городе. Поэт играет на флейте, но люди не понимают его песен. Оригинальный и загадочный, не понятый никем, певец одиноко мечется в совет ском городе. Он зовет горожан в неведо мое далеко, в сказочное Лукоморье. Но люди так убоги, что им даже непонятен язык пиита: «А? Что? Лукоморье? Муко- молье? Какое еще Мухоморье?» — недо умевают горожане. Кто же встречается поэту в советском городе, кто разгова ривает с ним? Некий строитель допрашивал строго: Где чертог? Каковы очертанья чертога? Помню также: истории некий учитель Все пытал: Лукоморья кто был покоритель? И в крылатке влетел, еще старец хохлатый. Непосредственно связанный с книжной палатой. И бездельник в своей полосатой пижамке... Поэт изображает своих соотечественни ков в карикатурном виде, глупцами и без дельниками, обвиняя их в убожестве и за коснелом невежестве. Поразительным эго центризмом звучит пророческое предвиде ние автора, что со .временем он будет по нят народам: Недаром я эвал вас, недаром! ' Пробил час—по проспектам, садам и бульварам Все пошли вы за мною, пошли вы за мною, За моею спиною, за моею спиною! Чтобы народ, ведомый Л. Мартыновым, не усомнился в правильности его идейно го пути, поэт торжественно вещает: Я веду ,вас по ясной широкой дороге. Убедитесь: не к бездне ведет вас прохожий. В пропасть смертной тоски, обыватель ской благостной безмятежности пытается увести советского читателя Л. Мартынов. Поэт тоскует в нашей шумной жизни. Он завет читателя на символическую реку Тишину, в русло безидейности, подальше от актуальных тем и проблем, хотя в прошлое и «нарушена перепраіва». Хоть и кажется мне, Что нарушена переправа, Но хочу еще раз я проплыть по реке Тишине. . Уйти в глушь, в призрачное Лукоморье, на символическую реку Тишину — таков лейтмотив поэзии Л. Мартынова. Луко морьем — страной сказочного счастья — пытается заменить поэт советскую дейст вительность. В стихотворении «Кружева» автор изла гает старый реакционный взгляд символи стов на искусство. Высокое искусство — удел немногих счастливцев. Его тайны принадлежат одиночкам, возвышающимся над толпой. «Кружева не такие, как эти. а какие — не объяснить!» В стихотворении «Скоморох» поэт вы водит народ низменной толпой, чернью, неспособной понять его высокого искус ства: ■Но, не смущаясь гомоном и гамом На площади меж лавками и храмом, Где блеют маски и скрежещут доски. Сумей івзойти на шаткие подмостки, Как великан в неистовстве упрямом! Пускай тебя за скомороха примут, Пускай тебя на смех они подымут... В этом наставлении Л. Мартынова со ветским поэтам, в этом барско-снобист ском отношении к своему народу слышны отголоски ницшеанской теории о писате- ле-свархчелов же. Стихи Л. Мартынова уводят советского читателя от острых и прямых проблем се годняшнего дня. Они возрождают чуждые советской литературе мотивы декадеящи- ны. Эти идеи ясно выражены в стихотво рении «Переправа», в котором автор мрач ные мысли о смертной тоске облекает в туман мистицизма. Здесь и река Стикс, отделяющая загробный мир от действи тельного, и бог мрака — Эреб. Автор изо бражает себя Хараном-яеревозчиком душ умерших через реку Стикс. Новоявленный спаситель человеческих душ — Л. Мар тынов — открыто признает в этом сти хотворении свою идейную деградацию; Гребу во мрак. Меня зовут Хароні И все понятно. Воспевая1- мрак, идею смерти, он проло. ведует веру в фатум, в неотвратимую судьбу, будто все в мире предопределено, и человек ничего не в силах изменить: «Харон! Харон!» — кричат на берегу. Напрасный зов! Не превознемогу Стремительность подводного течения. И весел все медлительней размах. Ведь вее-ра®но за Стиксом на холмах Все встретимся мы там без исключения! С гримасой -скепсиса смотрит Л. Марты нов на своего совоеменника. Его стихо творение «Царь природы»—презрительная издевка над важнейшим положением марк систской философии, утверждающим под чинение -природы человеку. «И вдруг мче вспомнилось: я — царь!-» — иронизирует Л. Мартынов. Что ж, хорошо! Не торопясь, Как будто просто та-к я, -некто. Не царь и даже и не князь, Дошел я молча до проспекта. Поэт встречает толпу «цариц», «цареви чей», «царевен», с едкой насмешкой до бавляя: «Со -всех сторон шли властелины без корон». С особенным сарказмом автор отмечает: «Заметил я: царь-оборванец, ве ликий князь запойных пьяниц, ничком ле жит у кабака. А тоже царь, не самозва нец!» Из стихотворения -в стихотворение поэт повторяет мысль о бренности всего зем ного. Безысходной скорбью, сознанием обре ченности проникнуто стихотворение «В мире сорных трав». Автор увидел старый 116
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2