Сибирские огни, 1947, № 1
ае иелым склонам. Немало солдат было изу вечено нон этих работах. Но, когда из бушки были поставлены, японцам стали не так страшны пятидесятиградусные мо розы на засыпанных снегом горах. Заку танные в меха, неповоротливые солдаты больше не замерзали на постах и реже обмораживались. В трескучий предутренний мороз заин девелые с головы до ног орловцы подхо дили к городу. На Воздвиженском хребте остановила их японская застава. Командо вавший заставой офицер приказал им че рез переводчика спешиться. Солдаты при нялись проверять погоны на плечах дру жинников. Они считали настоящими Семе новнами только тех. у кого погоны были накрепко пришиты, а не приколоты на булавки. Партизаны, часто наряжавшие ся в белогвардейскую форму, научили их этому. Возмущенные унизительной проце дурой дружинники принялись было проте стовать, но наведенные на дорогу пулеме ты сделали их сговорчивыми. Японец с заиндевелым шарфом на лице и с рукавицами на веревочках подошел к Каргину и стал ощупывать его плечи. Убедившись, что погоны накрепко приши ты. янонен весело оскалился: — Хоросо... Борьшевики тебе нет. После сорокаминутной задержки на з а ставе дружина стала спускаться с хребта к окутанному морозным туманом городу. Ли одного огонька не было видно в нем в эту глухую нору. Крепко продрогшие за ночь дружинники ругали на чем свет стоит «соузничков». Андрон Ладугакин, как и Каогии. имевший за русско-яион- екуго войну три георгиевских креста, ска зал: — Завтра же пропью к такой матери мои кресты. — Что это на тебя вдруг нашло? — поинтересовался Каргин. — Ла ведь как же не нронить-то. Уз нают макаки, за что награжден я, так еще разобидятся, сказнить меня прика жут, — и Андрон рассмеялся хриплым простуженным смехом.* Па въезде в Большую улицу снова раз дался резкий гортанный голос: — Стойра... Сытрррять буду. ДружиНники остановились. По обе с т о р о н ы улицы был перед ними высокий с.нежный завал, над которым виднелись шапки японцев. Офицер с электрическим фонариком в руках подошел к командиру дружины. После долгих и придирчивых расспросов дружинники, наконец, очути лись в городе. Под постой отвели им Новую улицу по соседству с восьмым казачьим полком. Назавтра Каргин встретил своего старо го знакомого сотника Кибирева. Он слу жил старшим адъютантом у атамана от дела генерал-майора Гладышева. Погово рив с Каргиным, он пригласил его к себе на пельмени. Вечером за пельменями, пока не под выпили. разговор у них клеился плохо. Мешали этому гости, которым Кибирев, очевидно, не совсем доверял. Но когда гости ушли. Кибирев налил себе и Карги ну по стакану водки и сказал вполголоса: — Ну, теперь давай разговаривать, Елисей Петрович. Я ведь знаю, за что тебя разжаловали из командиров дружины. Порядочные люди нынче у нас не в по чете. 1ал нам бог такую власть, что про пади она пропадом. Раньше я вот этими штучками гордился, — похлопал себя Ей бирев по погонам. — Не дешево они мне дались, а теперь они жгут мои плечи. Когда-то за них уважали, а сейчас прези рают. В песнях поется, что прежде пала чи щеголяли в красных рубахах, а те перь их узнают по золотым погонам. — Но ведь не все же офицеры подле цы, — возразил Каргин, пораженный от кровенностью Кибирева. — Конечно, нет. Но таких очень маю и с каждым днем становится все мень ше. Одни уходят сами, других убирают, Так обходятся со всеми честными людьми из нашего брата, а о простом народе и го ворить нечего. Порют и расстреливают у нас в заводе за всякий пустяк. Только по завчера расстреляли у нас двух учитель ниц, подруг моей жены. И знаешь, за что? Поимели они смелость неодобрительно ото зваться о начальнике гарнизона генерале Шемелнне. который наградил дурной бо лезнью уже целую дюжину здешних гим назисток, Контрразведка битком набита арестованными. Каждую ночь кого-нибудь да выводят в расход. Заводские собаки пи таются теперь человечиной. Ведь трупы расстрелянных подбирать и хоронить з а прещено. От всех этих ужасов иногда хо чется просто пустить себе пулю в лоб. — А что же думает атаман Семенов? Кибирев выпил налитый стакан водки, встал и. прикрыв поплотнее двери, усел ся рядом с Каргиным. — Так ты спрашиваешь, что думает атаман? Он думает об одном — как можно дольше побыть у власти. Я грешный по лагал когда-то. что это крупная личность. Но это просто недоучка, карьерист и мерзавец, каких еще свет не видывал. 'Гы знаешь каоаульских богачей-скотоводов, у которых глаза не видят дальше носа? Они считают, что мир создан дня них одних. Так вот. Семенов сын одного . из таких, живоглотов. На судьбы России, на рус ский парод ему в высшей степени наше вать. Чтобы сохранить свои капиталы и свои сословные привилегии, он готов
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2