Сибирские огни, 1947, № 1

над минными книгами нависло черное го­ ре. Омрачилось степное небо, плакали монголы, белогвардейцы-захватчики уго­ няли скот, разоряли и жгли юрты. Бро­ сив караван, я скрылся в степи. Ни одна юрта не открыла передо мной своих две­ рей, ни из одного очага я не получил уголька для трубки, ни из одного котла не напился. «Неужели скиталец и в род­ ной стране обречен только на скитания», -— думал я. В юртах сородичей не нахо­ дилось мне теплого пристанища. Спал я в расщелинах скал, шал среди серых курганов; ел то, что удавалось отыскать в степи. Кожаный мешок сбил до крови мои плечи. Богатство дархана стало тя ­ желой ношей. Я хотел утопить бесполез­ ный мешок в озере. Все убегали от меня. Что плохого сде­ лал людям несчастный Чагдар? Кого оби­ дел? Когда? Встретив в степи старика, обегающего мой след на утренней траве, я остановил его: — Почтеннейший монгол, какое зло выступает на моем лице? Почему обега­ ешь ты мой след? . Старик ответил: — Если попадет в стадо один плеши­ вый козел — все • стадо оплешивеет... Оставь степь, уходи!.. Нет места в сте­ пи ублюдку, надевшему богатый наряд в худые дни... — Я " ’— дархан, — тихим, просящим голосом сказал я. — Дархан? С каких это времен, что- то я не упомню, наши дарханы стали на­ ряднее князей?.. — Ты ошибаешься, почтеннейший мон­ гол. Я — пленник... Худая жизнь наря­ дила меня в богатую одежду, у меня нет другой... За рваный монгольский халат я готов отдать все мои шелковые наряды... Старик плюнул в мою сторону, отвер­ нулся и ушел. Я понял: нарядному павлину не най­ дется места среди серых гусей. Моя шел­ ковая одежда — дар старого Лю — ви­ новница моих несчастий. В те дни бедст­ вия только изменник мог открыть двери своей юрты, посадить у очата беспечного и нарядного... Даже муха не оставит зем­ лю раньше дня, указанного небожителем. Жз красного камня я смастерил фигурки степных пташек, сурков, мышей. На пест­ рой, шумной базарной площади я разло­ жил свой товар и целые дни нахваливал его. В моем кармане зазвенели монеты. Я купил старый монгольский халат, шапку пастуха и гутулы. В этой одежде каждая юрта стала моей юртой, каждый очаг — моим очагом, каждый котел — моим кот­ лом. Я дошел до своего родного хошуна, но не нашел моей матери: ее уже не было на земле. Мое дарханство помогало мне. Я мог бы поставить свою юрту, иметь свой скот, свое место в степи, свою счастливую звезду на небе. Начиналась война с захватчиками, — иноземными разбойниками. Собирались араты со всех степей. Они уходили из своих юрт б партизанские отряды, под красное знамя смелых — Сухэ-Батора и Чойбалсана. В одной юрте, стоящей за зелеными увалами, всегда собирались молодые мон­ голы. Просунул в дверцы этой юрты и я свою гол_ову. У очага склонился мон­ гол, чертя длинным ногтем сверху вниз по белому листу, нараспев читал: ; «За бесконечные грехи людские небом посылаются черные печали, люди ищут вражды и страдания. Наши монголы, объединившие^ могли бы из десяти че­ ловек создать сто человек, из ста — ты ­ сячу... Белогвардейские нойоны обучают своих солдат по ночам, они _пустят по небу летучие лодки. Монголы, с четырех сторон охраняйте небо... Будьте прямые, смелые, не жалейте своей жизни, под­ держивайте друг друга. Помните: друж­ ные мыши и лисицу съедят. Ум мутится от горя. Я ставлю отпечаток своей руки, когда начнется война, объявлю свое имя. Монголы будут победителями своих .вра­ гов». Только ребенок да трус могли сидеть в эту пору у теплого очага, держась за нодрл женщины. Я взял свой дарханский мешок; не имея коня, отправился пеш­ ком через восточную степь к партиза­ нам. Люди помогли мне и дали серого скакуна. Через десять конских перехо­ дов меня встретили у заставы, привели к юрте Сухэ-Батора. Молодое всегда сияет. Сухэ-Батор стоял, сверкая чер­ ными глазами; меня спросил, оглядывая сверху вниз: — Почтенный монгол, не очень ли побелела твоя косичка? Не плачут ли твои дети и твоя жена, отправляя тебя в поход? — Высокочтимый Сухэ-Батор, у ку- цой собаки нет хвоста, у бездомного нет юрты, у безродного нет детей... — Зачем же ты приехал сюда, поч­ тенный монгол? — На войну приехал... — С кем же ты воевать, почтенный монгол, собрался? — Со степными разбойниками... — Какое же зло принесли они поч­ тенному монголу? Что сожгли, что разо­ рили, кого убили? — Сожгли мою жизнь, разорили душу, убили сердце... Сухэ-Батор взглянул на меня: