Сибирские огни, 1947, № 1
Бедному ламе ничего не надо: он все это отдаст хозяину неба и степи. ...Меня привели к князю. Он сидел на пушистом коврике, милостиво улыбался. Что увидел я? Кроткие глаза волка. Седая мудрость вспомнилась мне: льстиво-обман чивые глаза опаснее отравленной стрелы.,. — Я щедро одарю дархана... Пусть скует он золотой обруч смирения для не покорной... Я укорочу рост дархана на одну голову, если его руки не сделают обруч смирения!.. Я опустил р а з а : — Степная светлость, храбрейший князь позволит ничтожному дархану снять мерку с шеи непокорной. Князь махнул рукой. Меня отвели в нарядную юрту Тан-Лю. Я велел выгнать двух старух, [которые сидели в ногах плен ницы. Тан-Лю закрыла лицо руками, я услышал ее глухой плач: она приняла меня за княжеского палача. На ее нару мяненных щеках слезы оставили темные дорожки. Раб быстрее поймет раба, чем господин господина. Тан-Лю взглянула на меня своими узенькими глазками, тонкие брови ее сошлись в одну ниточку. В чу жой юрте даже стены подслушивают. Мы говорили шопотом. Она,, путая монгольские слова, переплетая их с китайскими, умоля ла меня спасти ее. обещала щедро меня вознаградить. Я неотрывно смотрел на нее. Она вытащила из пояса крошечного руби нового жучка с алмазной головой. «Это отдам, — сказала она, — он стоит сорок верблюдов... И это отдам», — она выдер нула из своей прически дорогую шпильку. Я покачал головой. Она застонала. Сердце мое горело, я увидел: нога Тан-Лю ско ваны серебряной цепочкой. Она покорно развязала шелковые тесемки, разрешила мне смерить шнурком шею. Накладывая шнурок своими шершавыми руками, я не ловко задел тесемку, она распустилась, обнажив плечи Тан-Лю. Степь украшает сочная трава, мир — красота женщины. Если бы кто мог взглянуть в мои глаза! Это глаза волка, настигающего добычу... Если бы кто MOf приложить ухо к моей груди!.. Там — топрт степного, скакуна!.. Шея и плечи Тан-Лю белые — молочное облако, гладкие — кость слоновая, горя чие — летний ветер. Я рассмотрел лицо, голову, .прическу, руки Тан-Лю, Не всякий резец даже великого из великих дарханов может создать такие тонкие линии. Краси вое те на небе и на земле неуловимо; не уловимая ласковая прохлада и палящий полдень. Красивое — незримая радость че ловека. Я слышал шопот Тан-Лю где-то высоко над головой, слова падали с верхне го окна юрты. Я расслышал два слова: «Кинжал... Ключ...» Я все понял. Вышел из юрты, огляделся, ничего не узнал: ни небо, ни степь, ни горы... Все сияло, дви галось. таяло... Страже я крикнул властно: — Скорее!.. Мне нужны инструменты!.. Делаю князю большое, важное!.. Мне понадобился инструмент... воск п отравленный кинжал. Через день я снова был в юрте Тан-Лю. От меня не усколь знула радость ее глаз. Одной рукой я на бросил шнурок ей на шею. а другой вста вил воск в скважину замка, висевшего на серебряной цепочке. Уходя оставил под шелковым покрывалом Тан-Лю кинжал. Больше я не ковал князю мечи, кинжа лы. ножи. Мой некой охраняла стража, мне посылали жирную еду из княжеской, юрты. Княжеские люди при встрече со мной обегали меня. Слухи плыли, как пыль по степи, и садились на головы всех: «Княжеский дархан, делая золотой обруч смирения, по ночам говорит со злыми ду хами. Что-то будет?» Хотя и пустая работа, а отнимает вре мя: обруч я сделал быстро, а ключ — мой мучитель — не получался. Я уже триж ды примерял обруч Тан-Лю. И каждый раз мои трясущиеся пальцы, прикасаясь к но ге Тан-Лю. вызывали дрожь ее тела: она ждала, надеялась, а ключ не входил в скважину замка. Я боялся поднять глаза,, уходя, спрашивал сам себя: «Дархан ли я? Не умерло ли во мне мое дархаоское уме нье?» Вспомнил моего старого учителя,— он бы одним взглядом помог мне... Малень кий. с ноготок, ключик стоял перед моими, глазами, заслонив собою все. Князь стал торопить меня. Он требовал обруч. Я же твердил одну и ту же ложь: обруч набирает таинственную силу.. Тан- Лю он сделает смирнее серой овцы. Князь радовался, терпеливо ждал. Лишь через ме сяц вошел ключик в скважину, замой хру стнул, и разжались стальные усики. Я! замкнул замок и вложил в холодную руку Тан-Лю ключ. Из юрты Тан-Лю вышел я. с гордой головой орла, с осанкой барса, з сердце мое колотилось: «Нет, не умерло,. Чагдар, твое дархансжое уменье!..» . И от большого очага дым, поднявшись, умирает. Я же, опьяненный своей дархан- ской победой, забыл обо всем. Мой обруч смирения может принести мне смерть. С Тан-Лю мы расстались, но ее глаза гово рили: «Встретимся...» Прошло три дня. Прибежала в мою юр ту княжеская стража, меня схватили, по вели к князю. Я смотрел на белое небо и: синюю степь, прощаясь с ними. Проходя мимо юрты Тан-Лю. я взглянул на ее пе струю, с китайскими розами, покрышку.. Дымок жидкой струйкой пробивался в верхнее окно и плыл над степью. Князь встретил меня, обласкал, одарил,, велел поставить для меня новую юрту. От
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2