Сибирские огни, 1947, № 1

Г. КУНГУРОВ 4 а г д а р Взгляните на тот бурый холмик. Види­ те, бежит мелкой иноходью серый ска­ кун? В седле сидит с длинной трубкой в зубах наш дедушка Чагдар — самый до­ стойный монгол. Его тонкая фигура, за­ кутанная в зеленый халат, сдвинулась на седле в левую сторону, а синяя шапка, опушенная лисицей, едва держится на правом ухе, оголяя половину гладко вы ­ бритой шишковатой головы. По правому плечу вьется пепельная, с серебристыми отблесками косичка, в нее искусно впле­ тен шелковый китайский шнурок. Лицо у дедушки широкое, с маленьким носом, рот — узелок морщин, а через всю левую щеку — пунцовый Шрам. Черные, с беспокойной искрой глаза всег­ да чуть прищурены. Когда дедушка смеет­ ся, лицо его до самых ушей покрывается^ сеткой морщин, кажется, их начертал кисточкой вкривь н вкось шутник-худож­ ник. Смеясь, дедушка показывает круп­ ные желтые зубы, дергает левой рукой ус, длинный, тонкий, как хвост полевой мы­ ши. Глаза-щелки нашего дедушки при­ метные. Если он огорчен, они потухают, как угли в забытом очаге, вокруг стано­ вится тускло, печально. Если он весел, они блестят живым огнем. «Счастливые глаза, — говорят люди нашето хошуна, — степное небо, наше, родное...» Все чтут дедушку. Не успеет он порог юрты перешагнуть и сесть на войлок у очата, хозяйки уже ставят для него бу­ хой сыр, жирные пенки и чашку густого наваристого чая. Ходит дедушка вразвал­ ку, мягко и осторожно; заткнув за пояс полы ^халата, болтая пустым рукавом с правой руки, шагает он по степи, подста­ вив бронзовое лицо солнцу. Серая лошад­ ка, зная нривыйку хозяина, плетется за ним, схватывая на-ходу былинки... Так готов пройти дедушка всю степь. Но, приближаясь к юртам, он закуривает свежую трубочку, садится в седло. Наш дедушка — почтенный монгол; знают его всюду; и за северными горами, и за песками Гоби, и в Тибете, и в Ки­ тае... Наш дедушка — прославленный дар- хан. Понять и оценить великого дархана трудно, не зная, как человек стал дарха- ном. Настоящие дарханы рождаются не­ счастными. Наш дедушка — счастливый несчастливец. Я помню его хорошо, но многое уплыло из моей памяти. Ведь у меня, его племянника, уже седая голова. Все любили слушать рассказы дедуш­ ки. Я садился поближе к нему. Рукава, моего халата тяжелели от слез. Я смот­ рел на узенькие плечи, седую косичку, пунцовый пграм на щеке и, пряча свои мокрые гЛаза, слушал. ...Однажды выдался тяжелый, душный вечер. Жара — и в степи, и в юрте. Та­ кие вечера не любит никто: они предве­ щают ветер с юга — степную бурю. Гла­ за дедушки смотрели тускло, в юрте н а ­ висло гнетущее молчание. Каждый углу­ бился в свои думы. Собаки от лени, сы­ тости и жары растянулись на войлоке, им наступали на хвосты, они сонно взвизгивали и опять засыпали. Дедушка сел у очага, достал уголек,, разжег трубку. Оглядев юрту, сказал глу­ ховато: — Хочу о жизни своей говорить.... Длинный рассказ — трубок на двадцать. Слушать будете ли?.. Все тесно пододвинулись к очагу, я подсел к дедушке. Он набил табаком пер­ вую трубку. — /Вскипевшего в котле не. откушав,, из юрты не уходят; седых речей не вы ­ слушав, счастья не ищут... В молодые мои годы любил я сидеть у Красного озе­ ра. Глядишь на желтый берег, на воду: понять все хочется, заглянуть туда, куда глаз человека не достает. Ходит по воде серая рябь, утки лениво полощутся, гуси важничают — плывут, цапли шагают по берегу, камыши дрожат. Степь дышит теплом, сухостью, где-то сурки цокают и свистят, по долинам скот пасется. Много скота... /Выло у меня любимое мое деревцо,, чахлое, колючее; на нем. и ветки-то поч­ ти все оголилисц и листьев осталось к?-