Сибирские огни, 1947, № 1

были фольклористом Н. Хандэинскям з с. Кимильтей. Они повествуют о встречах с Горьким в Средней Азии во времена его молодости. Когда в газетах появились первые и зве ­ стия об этих воспоминаниях, я запросил А. М. о правдоподобии факта пребывания его в Туркестане. Письмом ко мне от 2 1 февраля 1928 г о ­ д а А. М. высказал предположение, не со ­ чиняет ли воспоминания эти его приятель по селу Красновидову, бездомный бродяга и беспутный фантазер Баринов, с которым он в 1888 году «спустился» по Волге на Каспий, на рыболовные промыслы. «Сей Баринов, — писал мне А. М ., — был так ленив, что, наверное, еще не умер. Подозреваю , что Баландин-Баринов — о д ­ но и то ж е лицо. С Бариновым я, дейст­ вительно, собирался перескочить через Каспий к персам, но это у нас не вышло». Через некоторое время Горький полу­ чил и самую запись воспоминаний, пол­ ную действительно равных фантастических похождений. К а к нередко бывало, А. М. прислал мне этот материал со своими ком­ ментариями. Прочитав запись, Горький еще более утвердился в подозрении, что «Ба­ ландин-Баринов одно и то ж е лицо или Баландин встречал Баринова, — врет он как Баринов». Алексей Максимович сообщил мне, что в 1909 или >в 1910 году в Саратовской или Астраханской газете со слов Баринова бы­ ли уж е напечатаны подобные воспомина - ния — «нечто очень похожее на вранье Баландина». 1 По просьбе А. М. я « скал в газетах этот источник, но найти его мне не удалось. Почему, однако, Алексей Максимович так упорно проверял происхождение этого «вранья»? Ведь не потому ж е, что ему важно бЯло его опровергнуть. Д е л о в том, что Баринова, с которым он провел несколько месяцев своих с к и ­ таний, он изобразил, как эпизодическое лицо, в повести «Мои университеты». Баринов был е го «шутником» в такой ж е мере, к ак Шакро и з рассказа «Мой спутник». Тип законченно-эгоистического человека-животного в этом рассказе полу ­ чил свое яркое выражение, а перед этим другим впечатлением своей молодости, пе­ ред этим народным типом, образом б е с ­ путного фантазера-враля, он словно оста­ вался ещ е «в долгу». И н е сам ли Бари­ нов напоминал ему об этом теперь? «Заинтересовала меня эта история,—пи­ сал мне Алексей Максимович. — Любо­ пытнейший м у ж и к был Баринов, и сож а ­ лею, что я мало отвел ему места в книге «Мои университеты». У меня осталось впечатление, что он хотел д аж е вернуться к этой теме, то- есть к какому-то эпизоду этого периода своей жизни. По одному из его писем ко мне этого времени видно, что он, в связи с этими мыслями, только что просматри­ вал «Моя университеты». Но к ак это бы­ вало и в некоторых других случаях, он дож идался дл я работы документальных подтверждений. И все ж е, верна ли была догадка Горь­ кого, осталось неизвестным. Нужно сказать , что в рассказах Балан ­ дина, при всей их анекдотичности, есть отголоски чего-то такого, что могло быть в свое время действительно услышано только о т Горького. Баландин рассказывает: «Так как за отъездом он просил меня — Баландина — по адресу писать — Яс­ ная Поляна Л ьву Николаевичу Толстову, и передать Пешкову (у его вся переписка там была, все к Толстову шло)...» Горький действительно вскоре отправил­ ся к Л. Н. Толстому, и мог об этом н а ­ мерении говорить Баринову еще на Каспие. Затем: такое место в рассказах Балан­ дина, — «Когда он находился в Асхабаде, он заинтересовался сушечным и хлебопе­ карным делом (он был временно в мона­ стыре рабочим)», — указывает на дейст­ вительный факт работы Горького в пекар­ не Спасского монастыря в Казани. В 1926 г. Алексей Максимович писал мне: «Послушником в Спасском монастыре не был, но имел там знакомых послушников и монахов, иногда помогал им работать в пекарне. Обычно послушники — люди ин­ тересные, «взыскующие града» и склон ­ ные «правду творити, истинствовати о се ­ бе и о мире», а такж е «духу буйну и злокозненну послушающи», аз же, много­ грешный, о тую пору весьма «всяческому буянству прилежах и нешцеваху зело». Фольклорист Н . Хандзинсшй впослед­ ствии опубликовал запись «с соблюдением всех особенностей говора». Однако, жаль, что за два года, прошедшие с отзыва Горького до публикации, ои не нашел . нужным или, возможным сделать главное: обратиться к самому Баландину за р а зъ ­ яснением. Или, к ак писал ему Горький в феврале 1928 года: «Интересно бы спросить Баландина: знал ли он Баринова». Вместо этого Н. Хандзинский занялся таким литературным анализом сообщений Баландина: «Они значительны и к ак редкий фольк­ лорный жанр и к ак факт социального по­ рядка... Горький дан в канун своей славы в таких тонах в в такой обстановке, что­ бы сильнее выиграть в блеске потом, Контряст личной жизни писателя, исполь­ зованный рассказчиком, с тал в легенде литературным приемом (!). В этом документе с большим знанием подбираются факты, которые так харак ­ терны дл я личности писателя; и если, как факты, они не верны, то установка на них чрезвычайно целесообразна (!!). Поэтому, если наша легенда не дает достоверных биографических фактов, то она все ж е интересна как миф, как звено в становлении литературной биографии, прежде всего необходимой -историку лите ­ ратуры и предпочтительно перед докумен­ тальной (!!!), которая, по существу, есть область культуры». Так -в этом многословии и утонул нере­ шенный вопрос об авторе сибирских вос­ поминаний о Горьком.