Сибирские огни, 1947, № 1

пия Сибири той ценной доли, которую она могла бы внести. Но был человек из прошлого Горького, который, будучи сослан в Сибирь, хорошо послужил делу е е познания. Это — В. С. Арефьев, письмо о котором Горь­ кого приведено в сборнике. С Арефьевым Горький встретился в те Же годы , как и с Деренковым, в Казани и в селе Краснов,идове. в 1887— 1888 го ­ дах. Письмо его об Арефьеве — зам е ­ чательно. оно по праву является х удо ­ жественным дополнением к повести «Мои университеты», так ярко рисует Горький образ Арефьева, — революционера, про­ пагандиста, исследователя , страстного лю ­ бителя народного творчества. «Особенно возбудил мою симпатию его интерес к фольклору, — писал Горь­ кий, — он отлично знал поволж ские г о ­ вора. у него были интересные записи пе­ сен пензенских татар, запевок «Дубинуш ­ ки», и целое исследование о саратовской «Матане», предшественнице современной «частушки». Мне каж ется , что эта работа е го печаталась в «Саратовском дневнике», в редакции Сараханова в 91 или 92 гг.». Письмо А.' М. об Арефьеве было н а ­ печатано в «Сибирской живой старине», вып. V III—IX, 1929 г. Там ж е приведена Н.- Удимовой подробная библиография литературных работ В. С. Арефьева. В этом перечне, однако, н ет работы, о к о ­ торой упоминает в своем письме А. М. Мне удалось е е разы скать : напечатана она в «Саратовском дневнике», 1893 г . а № 285 и № 286 под названием «Новые народные песни» за подписью Н. А-ф-в. В статье этой Арефьев первый поднял голос в защиту деревенской частушки. бЕгговавшей в то время под общим н а ­ званием «Матаня». Приводимые Арефье­ вым стихи по своей технической слабости и общему примитивизму столь ж е отли ­ чаются от последующей частушки, как , примерно вирши XVII века о т стихов т о ­ нического сложения. ,Но тем более заме­ чательна дальновидность Арефьева, т р е ­ бовавшего повсеместного и глубокого изу­ чения «Матани». Голос Арефьева-пропагандиста слы ­ шится и в этой статье. «Матаня, — писал он, — известна чи ­ тающ ему люду лишь по нападкам печати иа ее безнравственность и бессмыслен­ ность. С особенным апломбом обрушива­ ются на «Матаню» деревенские морали­ сты . Стоит лишь просмотреть несколько номеров какой-нибудь газеты , имеющей корреспондентов в ср ед е крестьян, во­ лостных писарей, сельских учителей и духовенства, — чтобы наткнуться на яро ­ стные нападки на «Матаню». Пьянство, нравственная распущенность и пение «М а­ тани» — вот самые тяж кие обвинения, взводимые на деревенскую молодежь упомянутыми корреспондентами... Удиви­ тельно ли после этого, что «Матаня» для людей, знающих ее лишь понаслышке, сделалась синонимом самого грязного ци­ низма? Читателю с таким взглядом на «Матаню», вероятно, покажется дикою одна мысль о необходимости и полезно­ сти е е изучения. Однако я собираюсь г о ­ ворить именно об этом. Творцы «Мата- ни» — это весь народ в е го талантли­ вейших представителях. В нее вложили свою долю люди самых разнообразных нравственных понятий и самых различ­ ных профессий... «Матаня», можно ск а ­ зать , — записная книжка народа; в ней вы найдете все, что волнует, тревожит, радует я удивляет в данное время дерев ­ ню... После освобождения в дерезню сразу нахлынула масса чуждых ей д о тех пор веяний. Эти новые веяния создали в деревне новые типы, а новые типы с о з ­ дали новые песни... Новые народные пес­ ни вообще и «Матаня» — в особенности, представляющие собой громадный общ ест ­ венный интерес, никем не изучались , ни ­ кому неизвестны. Особенно странно такое отношение к делу после той тщ ательно ­ сти, с какою собирались и собираются до сих пор старинные народные песни, име­ ющие дл я нас лишь исторический инте­ рес. Пусть старинные песни несравненно глубж е и самобытнее новых, но изучать по ним современную духовную жизнь на­ рода все равно, что изучать современное общество по творениям Ломоносова и Державина на том основании, что они, дескать , выше современных поэтов... Предшествовавшее поколение деревня жило совсем не такою жизнью, ’ какою живет поколение нынешнее, и эта рае ница не могла не отразиться на народ­ ных песнях. Старое, крепостное поколе­ ние выливало свое горе, свои думы и на­ деж ды в песнях своего времени; у ново­ го и свободного поколения уж е новое го ­ ре, новые думы, новые надежды, и вы­ ливаются они уже в новую форму. Мы до сих лор недоумеваем, почему совре­ менные народные песни не создаю тся по прежнему шаблону и почему в них не рассказывается, как прежде о «горькой кукушечке», «зеленой березоньке» и т . л. Видно, сильны новые интересы народа, если они совсем заслонили собою и «горькую кукушечку» и «белую бере­ зоньку». Пора ж е и нам серьезнее огне стись к его новым интересам и изучать их по его новым песням, примирявшись с качеством этих песен: ведь они — только отражение жизни... Мож ет быть тогда и песни эти примут для нас совершенно иной вид, а то в ед ь — стыдно сказать, — мы до сих пор не знаем хорошенько, о чем говорит в них народ, хотя и не прочь потолковать порою об упадке народного творчества». Эта статья отлично дополняет образ Арефьева, каким он дан в письме Горько­ го в Сибирь, образ пропагавдиста-рево- люпионера, п ропагандиста -исследователя , человека, «влюбленного в песни, навсегда преданного народу, своему». Есть и еще один сибирский эпизод, к о ­ торый Горький связал со своим прошлым того ж е казанского и красновидовекого времени. В приложении к сборнику помещены «Сибирские записи воспоминаний о М акси­ ме Горьком». Воспоминания эти принадле­ ж ат некоему В. Ф. Баландину и записаны

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2