Сибирские огни, 1947, № 1
Лысенко подолгу простаивал где-ни будь в хлебе, скрытый в нем с головой, испытывая горячую до слез радость побе ды и давно уже не приходившее к нему чувство какого-то личного удовлетворения и благодарности земле, людям за великий этот дар — хлеб. «Да. на Украине, на Кубани нынче не урожай, засуха, — думал он,— и нам при дется больше, чем следовало бы, отдать хлеба государству. Но хватит, хватит нынче хлебушка и для государства я для колхоза. 'Голыш б уберечь, только б со брать все это золотое богатство»... Лысенко, как командир военной части, стремился до мельчайших подробностей предусмотреть все: расстановку людей и машин, и ход наступления. Представив себе широкую картину уборки, он вдруг обнаруживал что-нибудь упущенное, забы тое. что могло вдруг сказаться на ходе наступления. Он кидался в бригаду, в тракторный отряд, еще и еще раз прове рял готовность машин, людей, доделывал то. что до этого забывалось. И все тре вожней и дольше вглядывался он в небо— как бы только не подвело оно. Лето выда лось дождливое и могла ударить непогода к моменту уборки. Он был готов ко всему, к тому готовил и колхозников — убирать хлеб в любую погоду, как того требовала страна...^ Однако, случилось то, чего даже он не предполагал, оно обрушилось, как внезап ное и тяжкое несчастье. В тот памятный день Федора Кузьмича вызвали на заседание в сельисполком, ку да он и направился на лошади со стана второй бригады. Небо в этот день хмури лось, обещая к ночи дождь... Сидя в сельсовете на заседания и вслу шиваясь в твердый басовитый голос пред седателя сельнсполкома Дмитрия Емелья новича Ильина, подробно говорившего о подготовке к уборке по всем семи петро павловским колхозам. Лысенко все время глядел в окно, на все более хмурившееся небо, и смутная тревога все туже сжима ла сердце. Да и другие председатели колхо зов не очень внимательно слушали Ильи на, хотя он говорил об очень нужных де лах. Все будто прислушивались к тому, что назревает там — в сумрачном, тяже лом небе над полями... С наступлением еумерок, пошел редкий, сильный дождь. И вдруг по окнам, как пулеметная оче редь. хлестнул град, загрохотал по крыше дома. И тотчас все, кто был на заседании, выскочили на улицу. Крупный, отвесный град обрушивался на землю, рикошетил п рассыпался тысячами белых горошин. Ие помня себя, Федор Кузьмич кинулся к своей лошади, привязанной неподалеку, и, прыгнув в коробок, дернул вожжи. Конь порвал повод, на котором был привязан, ж с места взял галопом. Лысенко, пригибаясь, чтоб уберечь л и б о от града, погонял коня. Он спешил домой; туда — на полосы, к хлебу. На полдоооге град перестал, пошел дождь. Дорога стала белой и хрустела под колесами ходка... Было уже совсем темно, когда Федор Кузьмич прискакал на стан второй брига ды. Первым встретился ему старый конюх Степан Олифевенко. — Ох, горе нам, горе. Кузьмич! Поги- нул наш хлебушко! — через силу сказал старик. При вспышке молнии увидел Лы сенко. как текут по лицу, по бороде ста рика то ли дождевые капли, то ли горю чие слезы. С п р ы г н у в с ходка. Федор Кузьмин к и - нулся в поле, во тьму, хлеставшую его по лицу дождевыми каплями и ветром. Он бежал, спотыкаясь о кочки, увязая в гря зи, бежал к пшенице, которая еще про шлым днем золотой стеной покачивалась перед его глазами, а теперь, быть может, поверженная и вымолоченная' градом ле жала ниц на земле... Он наугад, на ощупь добрался до поло сы, и протянул вперед руки, чтобы во тьме обнять колосья. Руки его ощутили пусто ту — пшеница, нрибитая градом, скло нилась к земле, на метр уменьшившись е росте... Лысенко мог только ощупывать накло ненные стебли, уткнувшиеся в землю ко лосья, клубки спутанной соломы... . Возле бригадного стана в темноте стоя ли люди, молчаливо встретили они пред седателя. И он ничего не сказал им, да п что он мог сказать, когда на душе у него была одна тяжелая горечь... Ие сомкнув ни на минуту глаз, дожи дались чапаевцы рассвета. Ночью при шли в бригаду старики — Емельян Шпан ка. Андрей Грицик и другие. Путь рассвело, все поспешили на поле... Страшная картина представилась и г глазам. Пшеница, вчера еще высокой непро глядной стеной стоявшая на полосе, спутанная и перебитая, полегла наземь. Град ударил по полосе наискось. Будто ги гантской косой он перерезал колосья по средине и эти охваченные половинки ко лосьев безжизненно висели на жилках, как перебитые пальцы г Из некоторых колосьев град вымолотил зерно. — Ой. ты горюш ко н аш е , горе! — в ы соким ры д ающ им голосом к р и к н у л а к ак ая - то и з баб. п риш едш и х вместе со с т а р и к а ми н а полосу . Молчаливый, сгорбившийся стоял у по лосы Федор Кузьмич, потемневшее, в рез
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2