Сибирские огни, 1947, № 1

туры, профессор предложил нам писать дневники. • Эти литературные дневники пи­ сались на, свободные темы и в той мане . рс, какая кому больше нравилась. К аждая студентка могла быть уверена, что днев­ ники будут самым внимательным образом прочитаны профессором, и обо всем напи­ санном будет вынесено суждение, которое всегда производило большое впечатление. Конечно, тогда мы н е понимали <идеали ­ стических ошибок нашего профессора, не могли понимать и того, насколько широка е го концепция, к ак исследователя . (Нас при­ влекал к Венгерову не только е го живой интерес к молодежи, но и прежд е всего — его деятельн ая , горячая любовь к ли­ тературе. В ранней на,шей юности, еще в годы -средней школы, литература значила, для вас бесконечно много—и понятно: именйЬ в литературе искали мы ответов иа все недоуменные и мучительные для нас воп­ росы. Мы помнили и красные знамена и 'песни на улицах осенью 1905 года , а по­ том казачьих бешеных коней и нагайки, разгонявшие толпу. М 3 помнили ж у тков а ­ тую тишину по вечерам на улицах нашего уральского города, высокий и уродливый силуэт конного ингуша в черной бурке, которая, словно мрачные крылья, летела над снегами. Впоследствии мы узнали , что те годы назывались «эпохой успокоения» и «столыпинских галстуков» , т. е. виселиц. Годами мы слыш али зловещие рассказы . (Передаваемые на ухо, что столько-то опять повесили, что тогдаито с вокзала, уш ел «каторжный поезд» в Сибирь, что на М о­ товилихинском заводе и ещ е на каких -то заводах и фабриках го,рода произведены массовые аресты . Тревога ползла отовсю ­ ду , обволакивая душу , к ак дым прибли ­ ж ающ егося пожара . Мы хотели знать , что ж е именно происходит. И только книги Максима Горького, романтическая картина е го смелой жизни, его призыв «к свобо­ де , к свету», героическая история П авл а и его матери показывали нам, что под привычным покровом бытия, к ак вешние ручьи под ледяной корой, назревают в е . ликие перемены. В последних классах гимназии у нас образовалось два лагеря : «горьковисты» и «андреевисты». Принфи- миальные позиции «горьковистов» (к о то ­ рых численно было больше)- по своей, оп ­ ределенности и непримиримой страстности всегда оказывались сильнее , и последова­ тели Л еонида Андреева оказывались биты­ ми и посрамленными в спорах. И в Пите­ ре, в ср ед е студеятов-философов эти опо­ ры продолж ались с еще большей стра­ стью: в столице многое ярче прояснилось, хотя бы уж е по той причине, что о лн- тературнЭх явлениях и новинках можно было узнать скорее и больше. Волновали ■молодежь и события столичной жизни: забастовки на фабриках и заводах , отго ­ ло ски знаменитого дела Бейлиса и в с в я ­ зи с этим студенческие демонстрации осенью 1913 года . Слово «революция» уж е не только носилось в воздухе , о револю ­ ции уж е говорили: она должна цритти, она не может не иритти. Творчество Горь- 1 кого стало д л я нас ещ е дорож е и ближе , потому, что смысл его дл я нашего взрос­ леющего сознания определился ярче:' «к свободе, к свету» значило — к револю ­ ции. Мы, молодежь из демократических низов, ненавидели «распутицовщину», «шпиков», «царствующий дом», ненавидели «белоподкладочников», презирали мамень­ киных сьгнков и дочек, знали суровую школу жизни — борьбу за кусок хлеба, но оформленной политической идеологии у нас не было. (Потому-то наше возмущение действительностью давало себе выход в опорах о литературе, потому-то и отноше­ ние к ней было у нас таким заинтересо­ ванно-острым. "Случалось именно в спорах о литературе обнаруживали «белоподкла­ дочников», снобов, гнилых эстетов, люби­ телей д ек ад ентщины, т. е. всех тех, ко ­ го мы могли только презирать и беспо. щадно рвать с ними всяческие отношения. Уж е несколько , по зж е я поняла", что все эти размежевания были не только литера­ турные, но и политические. Однажды с ту ­ дент, плохо разбиравшийся в журнальной ситуации, отнес свои -стихи в редакцию журнала «Аполлон». Бедняга пришел о т ­ туда крайне возмущенный: ему сразу дали понять, что в сей «Аполлон» сл-едуег являеться «в смокинге». Д е л о было уже не в том, хороши или плохи стихи сту ­ дента, а именно в этом оскорбительном пренебрежении к людям «без смокинга». Возможно, что именно этот случай с не­ известным мне начинающим поэтом -сту- дентрм -повлиял на некоторые страницы моего дневника, переданного С . А. В ен ге ­ рову. Прихворнув .немного, он в записке пригласил меня к себе на квартиру. В величайшем волнении я поспешила к не­ му, не запомнив -кстати потом ни дома, где он жил , ни его кабинета. Помню только , что профессор си д ел -в кр есл е .за большим столам, на котором были рас­ ставлены деревянные ящички какой -то картотеки. В зглянув на мое красное и, наверно, несчастное о т волнения лицо, он улыбнулся и начал расспрашивать, где я родилась, как живу, кто мои .родители, есть .ли у -меня дру зья в Петербурге и т. д . Отвечая ему, я недоумевала про с е ­ бя, зачем ж е он меня позвал? Когда я понемногу успокоилась, профессор загово ­ рил о моем дневнике. — Молодость так ж е горячо поднимает, как и ниспровергает, — заговорил он с чуть на-смешливой улыбкой . — Но я хо ­ тел бы знать следующ ее : вы ниспровер­ гаете -модернистских и декадентских «божков» по настроению или по у б еж д е ­ нию? — Почему вы об этом , спрашиваете, Семен Афанасьевич? — Ваш тон временами слишком яростен, запальчив, к ак будто на -вас, к ак говорят, «накатило», и вы обрушиваете на всех этих «божков» такую лавину ненависти и такой огонь, что можно подумать, буд­ то перед вами злы е боги огромной ‘силы к значения!