Сибирские огни, 1947, № 1
Н. ЧЕРТОВА С Ы Н Р а с с к а з Пригородный поезд тронулся и Ольга всмотрелась. В темноватом и узком «ку пе» был еще только один пассажир-жен щина. Лицо у этой женщины было загорелое, слегка скуластое, сухого и твердого ри сунка. Она сидела, подняв крупную голо ву в пилотке и смотрела в окно, — рот ее, красиво и жестковато вырезанный, был сомкнут с таким страдальческим усилием, что Ольге стало неловко. Она отвернулась и незаметно отодвинула за спину свою корзиночку с грибами. За окном, на фоне фиолетового, закат ного неба, медленно кружил хоровод то неньких, с опущенными ветками, осенних березок. Но вот мелькнула путевая будка, семафор и потянулись вялые картофель* яые поля. — Вот и все, — неожиданно сказала женщина и взглянула на Ольгу. — Про ехали. Синие или темносерые глаза ее смотрели пронзительно-прямо и требова тельно, а грудной голос казался странно монотонным. Ольга только что собралась ответить какой-нибудь малозначущей фразой, как женщина закрыла глаза, лицо у нее за дрожало и напряглось так, что у подбо родка обозначились глубокие мо^рщины я даже шея некрасиво побагровела. — Вам плохо? — спросила Ольга, не вольно придвигаясь к ней. — Пет, — не сразу, с трудом разжи мая губы, ответила женщина. — Мне показалось... — Благодарю вас, нет. — Медленно повторила женщина и раскрыла синие ' глаза, в которых теперь блестела дикова тая, почти животная боль. — Я здесь выросла, вот в этом поселочке. А теперь была у матери, приезжала на три дня, с фронта, чтобы сказать ей... Но не сказа ла. Не сумела-. Она такая у меня ста- ' ренькая... Женщина едва успела, сомкнуть рот. Новая спазма сковала ей горло, и она, багровея, мучительно преодолевала ео и глядела па Ольгу сухими, страшными глазами. «У нее несчастье...» — неопределенно подумала Ольга и вся вздрогнула: жен щина произнесла своим монотонным голо сом: — У меня убили сына, зимою,— един ■ ствеиного... Она отвернулась к окну ж добавила, торопливо покусывая тонкие губы: — Его мама вырастила, муж у меня умер давно. И всей семьи-то у нас было — Ванюшка мой. И вот я ничего ей не сказала. Боялась — убью ее. Все это ос талось во мне. И вот...— Женщина взгля нула на Ольгу, полуоткрыв рот, она словно испытывала внезапную жажду.— И вот, я не могу больше молчать... — Говорите, — тихо сказала Ольга и, невольно торопясь, подвинулась к соседке и сложила руки на коленях. — Говорите же. — Я бы все равно и не вам, я бы все равно сказала. — Женщина облизнула сухи© губы, она почти не смотрела на Ольгу. — Я хотела в лес пойти, там го ворить. дереву, что ли. Так что вы може те не слушать. Не слушайте. Ольга промолчала. Ей хотелось крик нуть женщине: «Я — такая же, как и ты, я лучше всех пойму тебя!» — но она сдержалась и только порывисто вздохнула. Женщина не заметила ее судорожного движения:, она снова смотрела в окно, на сумеречно темневший, реденький подмос ковный лесок. — Тогда вьюги сильные были и силь ные бон под Гжатском. Письмо Пришло от партизана Иванова, — он ответил мне, вместо Вани, и описал его геройскую ги бель. Письмо я читала в блиндаже, — де журила около раненого командира. Я ведь врач военный. Прочитала и сразу вся ка кая-то пустая сделалась, и холодным вет ром на меня дует, дует. Командир мой
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2