Сибирские огни, 1946, № 5-6
вдали, а потом погрозил кулаком в ту «сторону, где виднелась станица и в страшной ярости прокричал: — Гады! Тимошку убили, а я уцелел... Я еще вернусь к вам, чтобы кровью вы харкали за него. XIX От поваленной' бурей лиственницы от ломил Федотка пару крепких сучьев. Эти-' ми сучьями и принялись они копать мо гилу для Тимофея. Лесная земля была мятка и податлива, и только корни де ревьев, то и дето встречавшиеся в сырых ее недрах, досаждали им в их работе. Они -с ожесточением рвали мохнатые плети корней и тяжело дышали. Скоро руки их были сплошь в кровавых ссадинах, и Ро ман сказал, что надо искать для могилы другое место. Но Федотка зверем посмот рел на него и спросил: — Ты что, не знаешь меня? Где ре шил я похоронить Тимоху, там и похо роню. Хоть зубами, а могилу я вырою для него наславу. Мне бы вот только по курить сейчас... Солнце уже сильно припекало, когда могила была готова. Глинистое дно ее устлали они сухими листьями и хвоей. Затем подошли к Тимофею и присели возле него. Федотка скрестил ему руки на груди и держал их в таком положении до тех пор, пока не перестали они расхо диться в стороны. А Роман смежил ши роко раскрытые, смертной стужей затума ненные глаза своего друга и за неиме нием пятаков положил на ледяные веки два желтых камешка. I когда убрал их, лицо Тимофея стало спокойным и стро гим. Они по очереди поцеловали его в смуглый лоб, бережно подняли и бережно опустили в могилу. Вместо гробовой крышки накрыли они его охапкой оран жевых папортников, молча постояли у из головья могилы и стали бросать в нее нагретую землю... Под вечер вышли они из леса, злые от горя и голода. Выйдя к речке, напи лись и умылись, обмыли в кровь исколо тые во время бегства босые ноги. — Что теперь делать будем? — угшо- мо спросил Роман, — на наших ходулях нам далеко не уйти. — Коней добывать надо. Выйдем на дорогу и постараемся кого-нибудь спе шить,— сказал Федотка,. И, потрясая за хваченным с собой лиственничным суком, добавил: — Пусть теперь богачи от меня пощады не ждут. Я из них веревки вить буду. В сумерки выбрались они на москов ский тракт и залегли в придорожных ку стах. Чтобы обмануть свои ноющие же лудки, жевали терпкие листья 'боярышни ка, часто сплевывая тягучую слюну. Ро жок молодого месяца готов был скатиться за солки, когда услыхали, они слитпый цокот конских копыт, приближающийся е востока. Федотка прислушался и опреде лил: — Двое едут верхами. Будь, что' будет, а попробуем их осадить. Ты оставайся, Роман, здесь а я перебегу на другую сто рону. Когда они подъедут, кидайся на одного, а я па другого. Только' смотри, — не оробей. — Ладно, — мотнул головой Роман, и Федотка, пизко пригнувшись, метнулся через дорогу, затаился в канаве. Всадни ки ехали шагом, без всякой опаски. За плечами у них смутно виднелись винтов ки. Подпустив их вплотную, Роман и Фе д о та одновременно выскочили на дорогу, намертво вцепились в них и стали стас кивать с седел. Федотка при его силе од ним рывком сбросил с коня па землю до ставшегося ему человека. Выхватив у него из ножен клинок, оп туг жо зарубил им человека. Но Роман со своим не спра вился. Оп ухватил его за винтовку и поясной ремень. Но всадник не растерял ся, он ударил Романа костяным черенком нагайки по голове, вырвался и ускакал. Следом за ним ускакала и лошадь заруб ленного Федоткой. Федотка выругался, обозвал Романа раззявой и стал обыски вать свою обезглавленную жертву. Зарубленный оказался семеповцем с лычками старшего урядника на погонах. Федотка снял с него винтовку, брюки и сапоги. В карманах брюк нашел он ки сет с табаком, фарфоровую трубку и бу мажник с деньгами. Сапоги оказались ему не но ноге и но без сожаления отдал их Роману. Оттащив зарубленного с дороги в кусты, они направились дальше. Под утро наткнулись на суслоны сжатого хлеба, намяли из колосьев еще мягкого пшенич ного зерна и стали есть его. — Ты смотри, 'много не ешь, а то с голодухи тебя живо скрутит, — сказал Роман Федогке, жадно уплетавшему при горшни зерна. По Федотка не послушался его и наелся досыта, заявив, что его же лудок переварит топор, а не то, что зер- по. Скоро он в этом жестоко раскаялся. У него началась такая резь в животе, что он все утро кричал и корчился под стогом сена на лесной поляне. Роман раз вел костер и, нагревая на нем камни, обертывал их своей гимнастеркой и при кладывал к федоткяному животу. Гимна стерку он безнадежно испортил, но Фе- дотке помог, Федотка перестал кричать, свернулся клубком и уснул, а Роман от правился на разведку, S3
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2