Сибирские огни, 1946, № 4
Иван Воронов, и в каком виде, значит, воз- вернусь в свой родной колхоз? Был я, конечно, бригадиром полеводческой брига ды, и опять стану бригадиром, — я, сержант Иван воронов, старый солдат; кавалер двух орденов... И выходит, вроде другой я стал человек, а? Вера Николав- на? — Конечно, другой, — ответила, не сколько затрудняясь, Вера, — по-моему лучше. — Да оно, как сказать, — серьезно, с интересом возразил ей Воронов. — Чело век я был ссв-сем до войны неспособный, бракованный, что ли... Иван Иваныч огляделся, спят ли това рищи, и опасливо, со смущением сказал: — Сердце у меня, слышь, малое уроди лось., Доктора оказывали —голубиное мое сердце. Вот меня на службу дотоле и не брали, не глядя, что сам я такой дюжий. Ну, а как занадобился для войны народ, и меня взяли, в сорок первом-яо году, и уго дил я о- саперы. Да-а. Иван Иваныч с облегчением опустился на подушку и погладил усы — они были у него густые каштановые, аккуратно под стриженные. — Мужик я был дотоле ужасно тихой, смирной, курицы, бывало, сам не резал,— от крови у меня отвращение получалось. И что я тогда в жизни видал, кроме как свою деревню, да пригни, да леса? А тут ■пришлось мне повидать, — эх, Вера Нико лаича, крови, крови... Иван Иваныч помрачнел, взглянул на Веру взыскательно и сурово. — По людяй, по мертным итти доводилось. -— да я не говорю т о .немцев, это, понятно, не счи тается. У нас один командир был ротный, душа-человек, майор Глинский. Стоит, бы вало. на каком ни есть бугорочке, смотрит за боем. Как упадет наш боец, и не шеве лится. — убитый, значит, — майор Глин- ский в матерки, кричит, а все лицо в слезах. В отчаянность люди входили. Ну и то сказать, время было такое, Вера Нико- лавяа, самый сорок первый год, отступ ление... Иван Иваныч вздохнул, поскоблил ног тем Заскорузлую мозоль на ладони и кон фузливо усмехнулся в усы. — Немцев долго мне не д-овелось в на туре увидать. Только -слышал об ник вся кое, известно, что и правда, а что на бе ресте написано. Разбираться некогда — отступаем и отступаем. Я по-д-ерев-еиски думаю поо себя: «черти, что ли, они с рогами, окороту на них нет?» И боялся я тогда их,' — должен тебе сказать, — люто. Как первого немца в плен при шлось взять, я, Вера "Нико-лавна, дро^кмя дро-жал. Ну все-так». больше не от стра ху, — фриц был мозглявый, обозник, и руки сразу кверху задрал. — а дрожал я от необыкновенности. Посадил пленного на его же пово-зку, сам сзади сел, автомат наготове, и гла-за на него вытаращил, сло вно и в-правду рога на не-м ищу, — тьфу ты, вспомнишь... Ну, все-таки аккуратно доставил, и немца, и лошадь, и по-кла- жу Боченок масла был при нем и боченок сласти, — черная такая, как патока, только слаще. . . Потом, конечно, привык к немцам, нагляделся, сколь раз в двух шагах от них таился, только что за руч ку н-е поздоровался. И пострелять их пришлось и колоть, и резать и кулаком молотить... — Ну, и какие они? — спросила Вера. — Храбрые? — Дисциплина у них, — неохотно, -раз думывая, ответил Во-роиов. — И тех-никл конечно. А если, скажем, от машины он оторвался или в штыки наши -пойдут, — не терпит. Офицера гаиего, скажем, если прежде всех уложат,—так тоже не стерпят: раосы-пются, как соды. И скажи ты: соб ственного своего соображенья в-роде у немецкого солдата вовсе нету. Кричат ему — ои пр-ет, до смертного , своего конца. А н-е -кричат — ои теряется и, сказать, тру сит даже: царя в го-лсв-е что ли у него нету? Ранят его — -визжит. -Наши раненые все больше молчком лежат, -с-вою солдат скую честь сохраняют. А то и по необхо димости молчат. Скажем, саперы под носом у немца- в- ночное время п-роход размини руют. И вдруг одна мина- подорвалась. Что ' делать? Известно, пасть на землю к молчать. Неприятель ракеты пу-скгет, и- прожектора тут, и обстреливают. Все равно — лежи и молчи. А тот, косо мина -ранила — он что,, думаешь, делает? Тоже молчит. Губы покусает, а себя не окажет. А немец, -видишь, визжит, как баба-, именно баба-,а не женщина, — м-ногозначнтельно попра вился Во-ронов. Вера улыбнулась, по промолчала. Она- н-е .знала, о чем бы спросить Во,роисва: все, что он рассказывал, было для и-е-е ново и неожиданно. • — Наше дело саперное таково: мы завсегда впереди. Армия отступает, мы го товим ей дорогу, вынимаем, случается, наши же мины. Армия наступает, мы и вовсе впереди. Ну, тут музыка понесет ее получается, хотя, сказать, и .опасности ку да больше: неприятельские мины вылавли ваешь. А немец хитер: то в два этажа мины полежит, верхнюю сыме-шь, а ниж няя потом себя и окажет. То — деревян ные ии-ны выдумал, наши миноискатели их сначала не чуяли, пока мы до щупа не додумались. А то еще были мины с во лоском. Очень они нас мучали: топкое это дело, волосок найти, да ненароком его не задеть. Не учуешь — летишь к чарту. -Вот уж, действительно, жизнь и смерть на волоске висели... — Волосок — его слушать надо. Он себя обязательно окажет, — сказал вдруг за спиной у Веры сиплый голос. Она оглянула-сь. Максим, должно быть, давно уже проснулся и теперь смотрел на нее, смущенно шевеля пальцами, прозрач ными от худобы. — А я думал, ты до утра спать нала дился, — добродушно подшутил над ним Вороно-в. — Вот тебе и Вера Никола-вна. — Максим, я морсу кисленького при несла, налить? — обрадованно спрос- м а Вера, не зная, сказать ли парню «ты» или «вьт». Максим выпил стака-н морсу, вытер гу бы рукавом и застенчиво пробормотал:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2