Сибирские огни, 1946, № 4
Н акто ей не ответил, она осмотрелась и яро себя отметила, что в палате как-будто все изменилось. Толина взбудораженная койка стояла теперь у раскрытого окна, а в угол была задвинута койка Бесо, и Ве ра мельком увидела его пепельно-бледное лицо с закрытыми глазами. Крепко спали и Васенька и Максим. Бодрствовал один Иван Иваныч. Он из дали кивал и улыбался ей, весь розовый, в крупных, светлых каплях пота. —- Нас в баньке помыли, так что с легким паром, здравствуйте, — довольно сказал он, пожимая ей руку. — Очень здесь за нами ухаживают, премного бл а годарны. Он заметил, 'Что (Вера внимательно взглянула «а Максима и добавил все с там ж е довольным видом: — Макс чуток получше. Спать стал, значит, на поправку пошел. Проснется, поест и опять спит, силу набирает. Он заметил в ее руках бутылку с мор сом и укоризненно усмехнулся: — Д а это вы| зря потратились, Вера Николавна. Мы здесь сыты вот как. Впро чем... — он взглянул на Максима и ласко во добавил, — .. .ваше.то ему слаще бу дет. — Тихо, у вас нынче,Иван Иваныч! — вполголоса сказала Вера. — Тихо, — согласился Воронов и не торопливо сложил руки на груди. — Та ково хорошо думается в тихий-то час. Лежу ват тут и в уме все перекладываю и перекладываю... — Вы сами-то издалека, Иван Иваныч? — Уральский я, из деревни Ручьевка. Там родился, вырос, там и жениться до велось. Теперь уж и ребяты большие, только младшенькая учится. Лежу я вот седьмой месяц, в третий госпиталь пере водят. Сперва на Кавказ угодил. Море там, и деревья не наши, и горы, словом, из чу дес чудеса. А все.таки , к а к , говорится, мила человеку та сторонка, где у него пу пок резан. Каждый раз, Вера Николавна, гадаю: ну-ка. иа Урал назначут. Нет! Не фарт, видно, мне. Как ни то, приехали бы ко мне ребяты, свиделись бы Да-а! Воронов подбил подушку повыше и взглянул на Веру с тихой улыбкой. — Бумагу ныиче мне прислали. К орде ну Отечественной войны представленье вы шло. Первой степени. — Орден Отечественной войны? Вера не сумела скрыть удивленья. Ей и в голову не могло поитти, что Иван Ива ныч может быть героем. — Второй уж у меня орден-то, еще Красная Звезда есть, — с неторопливым достоинством объяснил ей Воронов. — С одним-то орденом воевал, а с другим, вер но, домой поеду. Из войны-то я тепеоь вышел, Вера Николавна, четвептое ране ние переношу, а сейчас, видишь, у меня раздробление костей получилось. В пос- ледний-то, вот в этот раз прямо таки уди вительно меня ранило Пришли мы с за дания, — разминировали поле, — и, зна чит, стоим под деревом, закуриваем. Тут по ноге меня удашило. Я падаю, а сам еще не понимаю, в чем дело . Слышу, ребяты спрашивают: «Ты что, Воронов, иль рани ло?». «Похоже, что ранило», — говорю. И откуда она (взялась пуля-то, заплута лась, что ли? Недаром говорят: «немецкая пуля — длинная»... В углу палаты заворочался и застонал грузин Бесо. — Не в оебе он, — сказал Воронов, бро сив на раненого быстрый, пристальный взгляд. — Дурман в нем после операции держится. Говорит, говорит по-своему, а непонятно. Слышим только — Елену по минает. — Мне Толя рассказывал... — Ступай, навести его. ' Вера неуверенно встала. Ступай, — повторил Иван Иваныч. — Сдается мне, он ж дал тебя, Вера Ни- кола;Вна. Нем же я помогу ему? — с горечью спросила Вера. — А ничем. Пить ему дашь, простынку оправишь. Придет в память, посидишь воз ле него. А говорить — ничего такого не говори, не старайся. Вот позавчера к Ва сеньке девчоночка прилетела, да какой-то редакции, что ли. Расскажите, слышь, про ваш героический подвиг. Он лицом помут нел, словно бы испугался, — только и су мел справки ей сунуть о своих пяти ране ниях. А ведь у него, Вера Николавна, ми лая ты моя, немцы на грудях звезду вы резали, вот, с мой кулак , да ноги перешиб ли. В разведчиках он ходил, да однажды и пош л в такой перекат. Мы то знаем об этом, д а никогда не опрашиваем. Если звезду ему вырезали, ясно, значит не струсил парень. А он сам тоже словечком не обмолвился. У него ни на теле, ни в сердце еще не зажило, бередить нельзя. Молчание—золото. Ну, ступай к Боре-то. Вера 'Послушно взяла свою бутылочку с морсом и на цыпочках пошла по палате. Около Васеньки она приостановилась: мо лодое лицо бойца, с горьким и словно насильно растянутым ртом, было спокойно во сне. Бесо тяжело дышал, тонкие нозд ри его раздувались, он то и дело облизы вал сухие губы. Стараясь не смотреть на его странно укороченное тело, рельефно выделяющееся под простыней, Вера раз вела морс, приподняла каменно-тяжелую голову Бесо и приложила стакан к губам. Он пил, торопясь в беспомощно захлебы ваясь, потом взглянул на Веру блестящими, безразличными ко всему глазами и снова задремал. Она положила на столик почтовую кви танцию и вернулась к Ивану Иванычу. Тот встретил ее, улыбаясь смутно и проникновенно, —не то Вере, не то своим мыслям. — Эх, Вера Николавна, дай коеь, я тебе с начала расскажу, хочешь, не хо чешь... — сказал он, снова, переходя в обращении к ней на дружеское «ты». — Да мне очень интересно, Иван Ива ныч, что это вы... — Ну, интересно, неинтересно; а слушай, коли в гости пришла. — Он без нужды оправил, простыню и виновато засмеялся.— Л ежу вот и думаю, голубушка, Вера Ни колавна, какой я есть человек на земле,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2