Сибирские огни, 1946, № 4

кивает имени самого позорного и самого бездарного! десятилетия в истории русской интеллигенции, когда после революции 1905 года значительная часть интеллигенции отвернулась от революции, скатилась в болото реак­ ционной мистики и порнографии, провозгласила безидейнооть своим знаменем, прикрыв свое ренегатство «красивой» фразой: «и я сжег все, чему поклонял­ ся, поклонился тому, что сжигал». Именно ® это десятилетие появились такие ренегатские произведения, как «Конь бледны^» Роишина, произведения Вин­ ниченко и- других дезертиров из лагеря революции в лагерь реакции, которыз торопились развенчать те высокие идеалы, за которые боролась лучшая, пе­ редовая часть русского' общества. На свет выплыли символисты, имажинисты, декаденты всех мастей, отрекавшиеся от народа, провозгласившие тезис «ис­ кусство ради искусства», проповедовавшие безыдейность в литературе, при­ крывавшие свое идейное и моральное растление погоней за красивой формой без содержания. Всех их об’единял звериный страх перед грядущей пролетар­ ской революцией. Достаточно напомнить, что одним из крупнейших «идеоло­ гов» .этих реакционных литературных течений был 'Мережковский, называв­ ший грядущую пролетарскую революцию «грядущим Хамом» и встретивший Октябрьскую революцию зоологической злобой. Анна Ахматова является одним из представителей этого безидейното реак­ ционного! литературного болота. Она принадлежит к так называемой литера­ турной труппе акмеистов, вышедших в свое время из рядов символистов, и является одним из 'знаменосцев пустой, безыдейной, аристократическо-салон­ ной поэзии, абсолютно чуждой советской литературе. Акмеисты представляли из себя крайне индивидуалистическое направление в искусстве. Они пропо­ ведовали теорию «искусства для искусства», «красоты ради самой красоты», знать ничего не хотели о народе, о его нуждах и интересах, об обществен­ ной жизни. По социальным своим истокам это было дворянско-буржуазное течение в литературе в тот период, когда дни аристократии и буржуазии были сочтены и когда поэты и идеологи господствующих классов стремились укрыться от неприятной действительности в заоблачные высоты и туманы религиозной ми­ стики, в мизерные личные переживания и копание в своих мелких душонках. Акмеисты, как и символисты, декаденты и прочие представители разлагаю­ щейся дворянско-буржуазиой идеологии были проповедниками упадочничества, пессимизма, веры в потусторонний мир. Тематика Ахматовой насквозь индивидуалистическая. До убожества ограни­ чен диапазон ее поэзии, — поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся меж­ ду будуаром и моленной. Основное у нее — это любовно-эротические мотивы, переплетенные с мотивами грусти, тоски, смерти, адстики, обреченное гя- Чувство обреченности, — чувство, понятное для общественного' сознания вы ­ мирающей группы, — мрачные тона предсмертной безнадежности, мистиче­ ские переживания пополам с эротикой — таков духовный мир Ахматовой, одного из осколков безвозвратно канувшего в вечность мира старой дворян­ ской культуры, «добрых старых екатерининских времен». Не то монахиня, лс то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой. «Но клянусь тебе ангельским садом, Чудотворной иконой клянусь И ночей наших пламенным чадом...» (Ахматова „A nno D om in i“) Такова Ахматова с ее маленькой, узкой личной жизнью, ничтожными пе­ реживаниями и религиозно-мистической эротикой. Ахматовская поэзия совершенно далека от народа.. Это — поэзия десяти тысяч верхних старой дворянской России, обреченных, которым ничего уже не оставалось, как только вздыхать по «доброму старому времени». Поме­ щичьи усадьбы екатерининских времен с вековыми липовыми аллеями, фон­ танами, статуями и каменными арками, оранжереями, любовными беседками