Сибирские огни, 1946, № 4
ни iK плохому, ни к хорошему. А тут как- то Лукин с этими вестями печальными объявился . Смотрю Кузьма затуманился совсем. Потом попросил у меня сухарей насушить, ещ е кое-что ему раздобыть для дальнего пути, а зимой наш Кузьма по дался к индианам... — Куда ж е он пошел? — спросил З а госкин. — Янтарь, который он держал , выскользнул из пальцев и мягко засве тился под лучами спокойного солнца. — Ты '.его лучше маня знаешь, поди д о гадаешься , — сказала старуха. — У него путь один, одна дороженька. — Она за лилась счастливыми слезами. — «Пойду, говорит, на Книжнак-рек у, где русского тойона сын возрастает». Уж на такого че ловека положиться можно, до окончанья не оставит, раз взялся . И я бы ребенка взяла, д а Кузьма в такам д е л е ни за что не уступит. Вырастет сын твой, знать бу- - дет асе про себя, кто его отец, а самое главное — что он русской крови. Кузьма Сидсрьгч, когда во мне уверился, расска зал мне про золото в той стране. Теперь и тебе меньше сумлаваться надо. Не за хотело тебя начальство слушать, рот тебе заткнуло—правда твоя к сыну перейдет, в народе поселится, и тогда ее, пра!вду эту, не захоронишь. Вот тебе весь сказ мой... А что это такое у тебя на столе медового цвета? Страсть, как приглядно. — Янтарь, — объяснил Загоскин. —• Видишь, какое дело . В незапамятные вре мена по деревьям, каких сейчас и в по мине нет, текла смола. Потом деревья умерли, к ак умирает все на свете , а смола окаменела и легла в землю. Вот это и есть янтарь. Какие-то древние люди, на ши предки, оделалщ. из янтаря ожерелье . Человек, который носил на шее янтарь, умер. Его похоронили в кургане. Через много столетий я открыл курган и взял янтарь. Теперь он л еж и т на моем столе, просвечивает на солнце. А эту раковину наши предки тоже носили в ожерелья , и пришла она сюда ив тех мест, что и коралл, который ты привезла... Тамеья Ивановна с уважением, прису щим многим простым людям, когда им рассказывают о вещах, которых они не знали, взглянула на янтарь и раковину. ■Потам она придвинула к ним ветвь крас ного хоралла. — Так способнее будет, — сказала она. — Коралл-то ты себе возьми, дл я науки. Мне он ни к чему. Гляди ты, на земле Рязанской, что собралось— из каких краев дальних. И еще мне сдается: горюем мы все, страданье принимаем, льем слеты; вот бы 'слезы наши обернулись бы алма зом каким, окаменели, а потом снова лю д ям засветили. Только це бьивает так, — заключила она с грустью. — А все же, думается мне, — не зря наши слезы... Загоскин смотрел на алую ветку и ду мал, что этот день запомнится ему на всю Жизнь. Сколько он узнал в одно это утро о судьбах людей, шагавших вместе с ним под солнцем. Ему представился ин деец Кузьма, бредущий по сверкающему насту, с копьем в руке, в обледеневшем плаще, с лицом, исполненным суровой и неотступной решимости. Он вспомнил с л о ва индейца о том, что Кузьма умрет тол ь ко в стране своих предков. Но Кузьма по-' шел не к могиле, а колыбели своего друга... И он с гордостью ощутил, что жизнь его, так же, как и жизнь Ке-ли- лын или Кузьмы — крепка и ясна, как янтарь. — Знаешь что, Тайсья Ивановна, один хороший, умный и очень большой человек, который любил свой народ сильнее своей жизни , сказал мне, что через много лет Россия вспомнит всех, кто любил ее и ■желал ей добра. Мы с тобой — лгали маленькие, но нас тоже не забудут. — Выходит, что так, — вздохнула Т а исья Ивановна. — Пойдем Лаврентий Алекееич, поглядим на божий свет. Уж так мне ваш ручей нравится... Они сошли с крыльца. День был уже на исходе, солнце освещало нижние по ловины стволов, нежно-золотые пятна л е жали на мхах. Л ес высился вокруг раз ноцветными стенами; вблизи они были з е леные. потом'—голубые, а вдали , — совсем ■синие. Где-то мерно стучали топоры. И з редка в лесной тишине слышался гул от поваленного дерева. Загоскин шагал р я дом с Таисьей Ивановной. М елкая, уже прохладная пыль проселочной дороги л о жилась на его са.поги. Он ш ел в думал о том, каким должен быть человек будущ е го столетия, который поймет и оценит его безжалостную жизнь. В том, что такой человек придет в мир, — Загоскин не сомневался. И он думал о том, что в жизни своей он свершил все. что мог, и что впереди — снова испытания и борьба. Родник беж ал в л ож е ив гремучих кам ней. На дне его леж али пожелтевшие хвойные иглы. — Ишь, какой он живучий, поди и зи мой не замерзает, — сказала Таисья И в а новна и зачерпнула морщинистой ладонью ■воды из ручья. Огнистые капли упада с ее пальцев и снова смешались со светлы ми струями. — Благодать! — промолвила старуха. — Жить , да еще как жить будем. — Она ■сняла с шеи л адовку на потемневшем шнурке и разорвала зубами угол полотня ной подушечки. Загоскин молча смотрел на Таисью Ивановну. Она склонилась над ручьем и вытряхнула щепоть серой аляскинской земли в воду.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2