Сибирские огни, 1946, № 4
бочего в железных очках и передал ему тетради Загоскина. — Кстати, о Радищеве, — промолвил Загоскин. — В Иркутске, в губернском архиве мне посчастливилось найти бумаги о встречах Радищева (с Шелеховым. Как все это знаменательно. Восточный океан и Радищев, Рылеев, Пушкин... Я написал статью, но «Морской Вестник» вернул мне ее, не объяснив причины... — Как он пугает всех! Но верьте мне, и я в это верю, — через сто лет память об этих людях воспрянет в народе, как феникс из пепла. Не смущайтесь, — вы, видимо, скромны, — но через сто лет вспомнят и о вас. Найдется человек, ко торого встревожит ваша судьба. И он прочтет то, что вы написали, перероет ар хивы всяческих ведомств, шаг за шагом пройдет за вами по сумеркам девятнадца того века, в которых лежала великая, и с терзанная Россия. Я не честолюбив, но я верю, что о всех нас вспомнят, в том числе и обо мне. Я наживал чахотку за этим вот столом, вы шли, открыв грудь аляскинской метели. Мы творили общее дело. Люди будущего отыщут наши моги лы и украсят их цветами... Не только страницы книг, но мрамор, гранит и брон за поведают новому веку о делах и судь бах бедных, но великих детей России. На площадях будущих городов я вижу из ваяния, залитые ярким солнцем. Пугачев, Радищев, Пестель... Я вижу Пестеля с бронзовой веревкой на шее — живой укор прошедшему безжалостному веку. Я верю в пророчество Рейналя о веке Великих Республик. — Человек во фланелевой куртке снова закашлялся. ' — Что это мы — какой высокой мате рией занялись? — сказал он, отдышав шись и как бы стыдясь своих вдохновен ных слов. — Давайте поговорим о сего дняшнем дне. Вы — не из тех людей, ко торые наживают бобров, хотя на Аляске много их убили своей рукою. •— Он снова кинул быстрый взгляд на холодную ши нель Загоскина. — Когда вы еще опреде литесь по-настоящему в службу? Вам нужны средства... Пожалуйста, не отказы вайтесь. Я могу частию оплатить вашу рукопись, хотя бы сегодня. Вам совершен но нечего стесняться: вы получаете п ла ту за труд и за труд прекрасный. Загсскин поблагодарил, но решительно отказался взять деньги. Он думал, что возбудил в редакторе жалость к себе — всем своим измученным видом, холодной флотской шинелью, со следами снятых эполет... — Не смею настаивать, — промолвил редактор. — Во всяком случае вы долж ны помнить, что всегда можете получить здесь свой гонорар. Он поднялся с места, прошел в дальний угол комнаты и возвратился со стаканом, наполненным чистой водой. — В свинцовой пыли и духоте, — ска зал он, наклоняя запотевший стакан г.ад горшочком с цветком, — живет это неж ное и хрупкое создание. Оно помогает мне в работе, глядя на него, я забываю о многом. Живет, дышит, ловит каждую частицу света, которая проникает сюда. Я слышал, что Марат очень любил цветы. Пожалуйста, только не подумайте, что я сравниваю себя с «Другом человечества'»1. Загоскин смотрел на этого человека и внутренне восхищался им. Святая злоба :t нежность, горькая улыбка и огромная ду шевная мягкость угадывались в нем. «А Еедь, пожалуй, цветок переживет его»,— подумал Загоскин, видя, как е,го собесед ник кутает горло в красный фуляр и за ходится надрывным кашлем так, что к а жется у него вот-вот хлынет горлом кровь... — Ж аль , что ценсура, конечно, заста вит выпустить это место. А хорошо бы вставить в повесть упоминание о Рылее ве. Вы говорите, что си поддержал в Российско-Американской компании проект Романова, тоже будущего декабриста об экспедиции в глубь материка Северной Америки и к северу — до Гудзонова за лива. Эти люди ничего не боялись. А За . валишин? Он предлагал правительству за вязать торговые отношения с негритян ским государством в Вест-Индии и гото вился быть первым послом России у чер нокожих республиканцев... Каково! — Когда я вернулся с Юкона, уста лым и больным, я просил главного прави теля разрешить мне поездку в Калифор нию... Знаете, что мне сказали? Бывше му лейтенанту Загоскину нечего делать там, где еще недавно бывший мичман, а ныне ссыльно-каторжный Завалишин пы тался устроить республику, которую он называл «Страной Свободы». Вот почему русскую крепость Р оос на реке Славянке , что в Калифорнии, продали какому-то проходимцу, я боюсь, что со временем все продадут. Покупатели найдутся... Я счаст лив был бы, если б моя повесть хоть немного заставила задуматься над судь бой наших земель в Америке. — Кто будет думать? Нессельроде2, что ли? — махнул рукой собеседник. — Да он вашего Кузьму не задумается про дать кому угодно — хоть богдыхану ки тайскому, если захочет. Знаете, что сде лал Нессельроде? Ферийнавд Испанский3, по природному тупоумию своему, просил российское правительство взять у него всю Калифорнию в обмен на несколько военных кораблей. Наши от Калифорнии отказались, а Фердинанду подсунули гни лые корабли. Булгарин и Толстой-Амери- канец, даже эти разбойники и христопро давцы, вкупе с Вягелем, не могли скрыть своего возмущения «благородным» отказом от Калифорнии... Все, все в угоду чужим королям, министрам, плантаторам. Так уж повелось. Загоскин взглянул на часы. — Куда это вы торопитесь? — У меня есть еще важное дело в Российско-Американской компании. Р а з решите попрощаться... 1 ПрЬзвище Марата^ деятел я Фраи;!, революции. 2 Министр иностранных дел при Ни колае I. 3 Испанский король.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2