Сибирские огни, 1946, № 4
Оставшись один, Загоскин углубился в письмо. Раскрытая книга с историей Джо- . на Теннера лежала на столе. Писал он долго, до сумерек. Когда смерилось, З а госкин пошел прогуляться. На ногчх он держался твердо, слабость от болезни уже не давала знать о себе. Он ушел в приморский поселок. Море грузно воро чалось за деревянным молом. Ветер до носил с островов запах хвои. Во сне в ту ночь Загоскин видел водопады, свет лые облака и широкие спокойные реки, освещенные солнцем. Вспомнив утром эти сны, он понял, что выздоровел. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ — «Люди, покоящие жизнь свою в обра зованности и ее привычках, избалованные вниманием фортуны, наверно, не поймут меня и поступков моих. Но к поступкам этим призывала меня вся жизнь моя.^пол- ная горьких разочарований, лишений и скитальчества. Вот уже год прошел с тех пор, как я ступил на землю отчиз ны, которую я любил всем сердцем. Но к чему приготовила она меня? Юность прошла в скитаниях по чужим морям и странам от Понта Евксинского до хлад ных просторов Гиперборейских. В другой половине земного шара, в дикой пустыне Американской оставил я любовь свою, которой было суждено родиться именно там, в стране, где я столь долго испы тывал силу своего духа, где морозы и метели закалили мое тело, но не ож е сточили сердца и не убили любви к лю дям и жизни, которая, как я и сейчас полагаю, есть высший дар натуры. На берега отчизны я возвратился еще более закаленным, исполненным мыслей о том, что я свершил все, что мог, для по знания столь отдаленных стран, их натуры и людей. Не моя вина в том, что люди косные отвергли все то, что я открыл, не воспользовались щедрыми дарами богатых стран, в высокомерии своем отказались выслушать разумный голос человека, пе кущегося не о личном благе, а о чести и процветании отчизны. Думал я, что отечество встретит меня иначе и что хоть теперь.то вознаградит мои чаяния и надежды. Но сколь я ни ' ходил по ^ми нистерствам и департаментам, доказывая всюду будущие выгоды от золота на Квихпаке, сколь записок и проектов ни подавал, — фортуна ни разу не была ко мне благосклонна. И вот, удалившись на время от сто личного шума в родной город, не имея даже своего крова для любимых занятий, решил я посвятить досуги составлению записок о странствиях по Аляске. Запис ки эти начаты мною еще в Ново-Архан- гельске, ими была охвачена жизнь моя до отъезда с острова Баранова,' но после этого я свершил еще одно странствие, ко торое я частию и опишу в повествова нии. Итак, теперь я сижу в Пензе на Л е карской улице в нумерах «Бразилия». Больше половины повести, а именно две надцать тетрадей, мною уже отданы в переписку одному семинаристу. Занятиям 1 моим сильно мешает шум, нумер мой в соседстве с залом ресторации. За стеною- весь день и вечер шумит хриплый трак тирный орган и стучат биллиардные ша ры. Стук их напоминает мне ненавистно го Рахижана, играющего в алагер на Ке- куре, и вызывает нервическое напряже ние, которое я, однако, преодолеваю за нятиями. Пишу я больше ночами, когда за стеной воцаряется спокойствие. Тогда сальные свечи в медных канделябрах делаются единственными собеседниками моими и им да бумаге вверяю я всю ра дость и горечь воспоминаний. Повесть свою я хочу завершить как можно ско рее. Из-за этого я даже не успел побы вать в родных' местах, где родственники мои, как я слышал, успели овладеть име нием, доставшимся мне от родителей, и один бог знает, сумею ли я его воро тить обратно. Сиротский суд признал ме ня безвестно отсутствующим, чем и пе редал убогое мое имущество в руки дру гих людей. Все средства, которые были у меня, обратить хочу на издание своего повествования. А если до этого мне удастся найти журнал, который согласит ся напечатать мои труды, то этим зара ботком я сильно поправлю все дела... Возвращусь к той осени, когда я по кидал Ситху с охотским кораблем. Глав ный правитель дозволил мне взять друга моего, индейца Кузьму, с собою вместе* до острова Кадьяка, с тем, чтоб индеец после зимовки и весеннего промысла^вер- нулся в Ситху. Содержание Кузьмы я, .разумеется, принял на свой счет. Бриг «Охотск» бросил якорь в Павловской гавани. И там, когда я вышел на палуоу и взорам открылись просторы близлежа щего берега Аляски, сердце мое сжалось от непонятного волнения. Индеец Кузьма,, взглянув на меня, дал всем видом своим понять, что он знает причину моей ду шевной тревоги. Безмолвно, как заговор щики, мы начали сборы... Из вещей моих я взял бисер-, топор, ружье и пистолет, запас свинца и поро ха, и компас. Командира «Охотска» я упросил не разглашать нашего ухода, на> что он, как честный офицер и моряк, дал согласие. Я также попро-сил его передать весь мой багаж, сложенный в ящики, охотской конторе Российско-Американской компании. Ведь я к лету надеялся быть в Охотске! В Павловской гавани мы на шли индейцев, которые должны были от правиться на материк. За несколько чет вертей алого бисера они согласились пе ревезти нас через пролив Шелехова. Мы пльгли ночью, при луне. Индейцы дружно гребли, откидывая при каждом взмахе ве сел лосиные плащи, покрывавшие их пле чи. Перья ястреба в высоко взбитых во лосах, лица, вымазанные киноварью и гра фитовой пылью, раковины, продетые в но совой хрящ, делали индейцев похожими на чудовищ из страшной сказки. Но я знал ближе, чем многие, жизнь этих про стых охотников и ничуть не боялся за:;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2