Сибирские огни, 1946, № 4
скоро будут устроены торжества по пово ду пятилетия со дня извержения вулкана Шишкалдина на о. Унимаке. Смелые люди — все эти Глазуновы, Лукины, Колмаковы, безвестные русские промышленные креолы и 1Молчаливые алеуты, всю жизнь свою приносили поль зу, честь и славу Аляске. Но их никто не награждал и не отмечал, они жили И умирали в безвестности. Зато в Ново-Ар- хангельске дни текли по заранее уста новленному порядку, сменялись караулы, отдавались и принимались рапорты, кому- то выдавались наградные к праздникам, кто-то объявлялся героем и на час упи вался придуманной начальством славой. Реки и горы, бобровые плотины и о зе ра открывались людьми, которые годами питались черствыми сухарями и порою ночевалй в снежных сугробах. Этих лю д ей посылали на самые опасные и смелые предприятия с тем, чтобы присвоить их трудные подвиги и славу. Главный правитель был высоким, стро гим человеком с правильным лицом и на чинавшими седеть волосами. Он сидел в огромной комнате своего дома на Кекуре, рылся в бумагах, принимал и выслушивал людей. Толмач Калистрат стоял у дверей кабинета и докладывал правителю о при шедших. Правитель каждый раз приказы вал подождать и, не торопясь, доставал из ящика стола длинный список, в кото ром значились все обитатели Ново-Ар- хангельска, с краткими сведениями о них. Только поглядев в список и узнав всю подноготную о посетителе, правитель при глаш ал его в свой кабинет... Загоскин долго не мог понять, почему его не зовут на Кекур? Там, в кабинете правителя, он расскажет о богатствах но вой страны!, о своих исследованиях и к тому ж е узнает цель приезда К е-ли-лынв крепость. Приходится ждать! Чтобы убить время, Загоскин засел за составление кар ты Квихпака, на которую он хотел нане сти места, где были найдены кости иско паемых животных. От этого занятия его оторвала Таисья Ивановна. Она была чем- то страшно разгневана. — Ты только погляди, Лаврентий Алек- сеич, — кричала стряпка еще с порога комнаты. — Погляди, что твой индианин натворил. Язычник проклятый! Вот люди как притворяться могут. Святой Микола с языка у него не сходит, а сам языче ского идола своими руками состроил. Я думаю, чего он все в сарай ходит, где дрова лежат? А там у меня бревно лист венничное для всякого случая береглось. Вы сами поглядите, что он с бревном сде лал! То-то он к корабельщикам ходил, краски просил, причину какую-то приду мывал, а мне невдомек было. Иди, иди,— погляди сам... Из дверей сарая тянуло табачным ды мом так , как будто там находилось по крайней мере пять курильщиков. Индеец Кузьма с малярной кистью в руках скло нялся над резным столбом с изображе ниями лягушки, кита, орла и ворона. Столб был уже почти весь раскрашен: Кузьме оставалось лишь положить краску т а огромные зрачки ворона, венчавшего собою столб. Индеец, видимо, думал, как лучше это сделать и, прищурясь, смотрел на создание своих рук, выпуская табач ный дым из ноздрей. Рядом с ним л еж а ли несложные орудия его мастерства — небольшой, но острый алеутский топорик и охотничий нож. И Загоскин мгновенно вспомнил день юконской зимы, снег, ро зовевшую на солнце сосульку на кровле хижины и точно такой же столб, у кото рого он стоял, согревая руки своим дыха нием. Кузьма провел алой кистью по глазам Великого Ворона и довольно, улыбнулся. — Зачем русская женщина меня р у г а ет? — спросил Кузьма. — Это я сделал в подарок тебе, Белый Горностай, в па мять наших скитаний на Квихпаке. — Как же! Очень им твой идол ну жен! —■ вскричала Таисья Ивановна. Она стояла в, дверях сарая, скрестив руки на груди. — Вот, погоди, только осень на станет, я его в печи спалю. Бревно мне только испортил! — Он тебе другое в лесу срубит, не надо ссориться, — примиряюще сказал Загоскин.—А столб я себе возьму, раз мне Кузьма его дарит. — Д а куда он тебе? — всплеснула ру ками женщина. — Идол , он и есть идол. Он к язычнику подходит, а не к русско му человеку. Один мне грех с вами, пра во, один грех. Где ж, однако, он мастер ству такому выучился? Не всякий может такое состроить... Загоскин тоже удивленно смотрел на работу Кузьмы. Индеец объяснил: — Когда я был молодым, я учился ре зать дерево у одного старика. Хороший резчик может быть у нас богатым чело веком, ему даже дарят рабов. Но за ученье старику нужно было платить при пасами или мехами, а мой отец Бобровая Лапа добывал их мало... Но кое-чему я успел научиться. Теперь надо только, что бы! краска хорошо просохла... ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ В это время на крыльце дома показал ся сержант Левонтий. Он привез известие, что главный правитель зовет Загоскина к себе на Кекур, со всеми бумагами, отче тами и дневниками. Сержант жалобно смотрел на Загоскина и тот подумал, что речь зайдет о новой полтине. Но сержант беспокоился о другом. — Я надеюсь на вас, господин Заго скин, что вы их высокоблагородию не скажете на меня ничего, особливо про то, что я вам на плацу рассказывал... — Можешь быть спокоен... Ну, как, пропустил в тот раз рому хоть немного? Сержант застенчиво улыбнулся и ниче го не сказал. Ответ можно было прочесть на его лице: довольство было разлито в морщинах около глаз. — Ну, давай вам бог удачи, сказал Л е вонтий.—Калистрат сказывал, их высоко благородие ужасно чем-то расстроены и не приветливы сегодня.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2