Сибирские огни, 1946, № 4

лом отношении. Покорившись этому влия­ нию, Лисовский воспроизвел в своих сти­ хах мотивы, может быть, ему и не свой­ ственные. Эта печальная участь с неиз­ бежностью постигнет каждого молодого поэта, беззаботно относящегося к своему идейному вооружению. Сопротивляться чуждым влияниям может лишь тот моло­ дой писатель, который энергично трудится над выработкой своего мировоззрения, над овладением идейным богатством марксиз­ ма-ленинизма. В лирических стихах Лисовского много места уделено традиционной теме разлу­ ки с любимой. Я третий год по северу скитаюсь В таежных неизведанных краях, Но ты всегда со мной, моя простая, Любимица, капризница моя. Это — просто плохие стихи, и было бы ещ е полбеды, если бы дело ограничилось «ми. Вслед за процитированными строками появляется, конечно, вариация испытанной лирической формулы, бесконечно знакомой по сотням фронтовых стихов: «Где бы я ни был, ты веЗде со мной». Только вме­ сто привычного фронтового: «Иду ли я а разведку», «сижу ли я в кювете», у Лисовского находим: «Плыву ли я», «спешу ли я»... Но вот взамен старой формулы «между нами поля и снега» возникает новый ва­ риант: «Между нами — дни тоски», и эта тема неожиданно начинает шириться и расти. Так возникает одно из самых по­ рочных стихотворений Лисовского — «Стихли крики чаек говорливых». Здесь, на тихом, берегу залива, Я прощаюсь, молодость, с тобой. ...Что мне вспомнить? Горечи, удачи? Дни без солнца? Ночи без огня? ...С кем же мне печалью поделиться, Рассказать о черных днях тоски? Есть нечто раздражагоще-ненатуральное в явно преждевременном прощании с мо­ лодостью, которое предпринимает молодой поэт. Достаточно было встать ,в эту тра­ гическую по замыслу, но надуманную по существу позу (да еще «на тихом бербпу залива»!), как сами собой потянулись «дни бее солнца», «ночи без опия» и т. д. В результате же — . доподлинно упадоч­ ное стихотворение, далеко уводящее поэ­ та в сторону от путей развития советской поэзии. Столь же порочным является стихоо-во рениа «Сколько раз я прощался с тобою» (Поэт обращается к городу, в котором он провел «детство, юность и молодость». Чувства, испытываемые поэтом, надо ск а ­ зать, лишены ясности. С одной стороны, этот город —- «как первое прикосновенье милых губ на весеннем и благословенном ветру». С другой стороны, он — «друг вероломный и давний испытанный не друг». С одной стороны, поэт благодарен городу за то, что он .научил его «видеть и слышать, и чувствовать — щедро, и среди пустоцветов искать золотые цветы» С другой стороны, — «сколько раз, него­ дуя , я клялся, что больше не в силах даж е видеть тебя, даж е слышать тебя». Во всяком случае желчный и мститель­ ный тон, которым поэт разговаривает с воспитавшим его городом, по меньшей мере ничем не оправдан. Речи, которые «древнему городу, возникшему в сибир­ ском бескрайнем просторе», приходится выслушивать от вскормленного им поэта Казимира Лисовского, не только неблаго­ дарны, они — оскорбительны. Остальные стихи, вошедшие в цикл «Мыс Прощания», не вызывают такого энергичного протеста, но не могут выз­ вать и сочувствия. Все они вполне во вла­ сти мнимой поэтичности. «Трепетный свет», «черемуха в цвету», «лесная песня», «звездная капель», «горькая напрасная слеза», «путеводной звезды огонек», «ко­ лыбельная песнь океана», «трепещущий парус» — все это, может быть, кажется Лисовскому необыкновенно поэтичным. На самом ж е деле употребление средств т а ­ кого рода придает стиху отнюдь не по­ этичность, а разве лишь красивость. Среди многих недостатков музы Лисов­ ского, о которых шла речь в этой статье, не должно быть забыто и досадное не­ умение чувствовать разницу между под­ линной поэтичностью и поэтичностью мнимой. Л . Л Е ВИН . ,,Енисей 44 На обложке литературно-художествен- аого альманаха красноярских писателей мы читаем — «Енисей». Вспоминая переезд через богатырскую сибирскую реку, А. П. Чехов писал: «Я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!». Пророческая мечта великого русского писателя в наше время осуществилась. И поэтому, раскрывая альманах, читатель хочет увидеть в нем изображение этой «полной, умной и смелой жизни», этой но­ вой жизни советских людей в Сибири. Но, к сожалению, в произведениях рецензи руемой_ книги н-е заметно умения видеть это рожденное социализмом новое, а по­ рой заметно стремление живописать сибир­ скую глухомань, пока еще, сохранившуюся на далеких окраинах. Многоцветная со­ временная жизнь, чувствования и стремле­ ния колхозников, рабочих, интеллигенции Сибири в альманахе отображения почти не находят. В рассказах Николая Устиновича люди показаны вне времени. «Мимоходом» '■—