Сибирские огни, 1946, № 4

Подруги Серафимы, молодые работницы, повторяют ее внешне и внутренне: «Алена Стефесва, девушка : битюжьей силы», Дарья Татарином «с плоским лицом и плоским носом», которая «с каким-то ож е ­ сточенным удовольствием... отдавала себя парням». Автор уверяет нас, что товарки Серафимы, под ее влиянием, «подтяну­ лись», а сама Серафима, под влиянием любви... «забыла ужимочки оторви-головы, мат (!), которым она иной раз пользова­ лась для подкрепления своих4- действий» (стр. 21, № 2). Автор, понимая, что тако­ го рода перемен маловато, заставляет свою героиню говорить с Митей об «Анне К а­ рениной», но — увы! — тут нечему порадо­ ваться!.. Митя, по замыслу автора, гораз до развитее Серафимы, но сколько и у него несообразностей, слов и поступков, которые ставят его в один ряд с Серафи­ мой. Несообразно, по каким-то надуман­ ным, не имеющим ничего общего с дей­ ствительностью законам, Митя добивает­ ся... собственного рекорда и заранее под­ нимает шум у секретаря горкома,, как буд­ то для повышения производительности тру • да требуется прежде всего разрешение начальства!.. Странно, тоже против зако­ нов живой действительности, ведет себя зав. шахтой Юрцев, который, видите ли, боится... рекорда, так как /Митя еще м о ­ лод: «Как бы! испыток не вышел в убы­ ток. Молод. Средства», (стр 57, № 1). Как боролся Митя за свой рекорд, побе­ дил ли он недоверие к его силам у зав. шахтой, помог ли этот рекорд, как пред­ полагал секретарь горкома, поднять сорев­ нование на новую ступень, — решительно ничего об этом неизвестно, так как автор просто забыл об этом — ясно, что не эта линия труда, созидательной силы чело­ века является определяющей и главной с этом путаном и безидейном романе. Р е ­ дакция правильно сделала, что в третьем номере журнала уже не напечатала про­ должения романа и, надо полагать, уже не будет более печатать. Но все-така в -самом факте появления этого романа стоит разобраться. Чем этот роман прельстил редакцию «Сибирских огней»? Я могу себе представить, что редакцию «Сибирских огней» заинтересовала тема романа: картина жизни сибирских шахте­ ров.; . время действия — наша современ­ ность, дин Великой Отечественной дайны. Известно также, что проблемами груда у нас в литературе, как в центре, так и на периферии, занимаются очень немногие писатели. Известно, что субъективно-фор­ малистская путаница критических оценок, идейная аморфность и забвение воспита­ тельного значения таких тем, как тема труда советского народа, конечно, произ­ водят свое отрицательное влияние: книги о труде насчитываются, к сожалению, единицами. Отсюда нелегкое положение журнальных редакций, которым хочется напечатать произведение о труде нашего народа, а выбирать, пожалуй, не прихо­ дится. Вот и печатают первое произведе­ ние которое, как говорится, попадается на глаза. Ф. Олегов, как мне кажется, вовсе не бесталанный автор. В разных местах рома­ на, хотя и редко, но попадаются отдель­ ные недурные штрихи в диалогах и опи­ сательной речи, которые показывают, что отнесись автор добросовестно к материа­ лу, критика была бы иной. А в романе, к сожалению, много шума и пестрых д е ­ кораций, которые должны изображать, якобы, картийу жизни индустриальной Си­ бири. Но вглядитесь внимательно: автор все только пытается набросать эту кар ­ тину, и эти i наброски тонут в пестроте слу­ чайностей, в стихии бессознательного, в любозанье биологией и дешевой мещан ски-сентиментальной лирике. Основная причина автооского провала прежде всего в идейной невооруженности автора, в его явной беспечности к идейной сущности описываемых им явлений, а также и в том, что автор беспорядочно учился у дурных образцов. Вслушайтесь в косноязычную речь его героев, в их бессмысленные спо­ ры, вглядитесь в окаррикатуревные кар­ тинки городской жизни, — и вы увидите «школу», Зощенко. В нарочитой беглости диалогов, в нехитро-обнаженном гедониз­ ме — увлечение Хемингуеем. «Волшебный глаз» радио, которое вторгается в разго­ воры в кабинете секретаря горкома, впол­ не сродни «киноглазу» Д . Пассоса. Д ок ­ лад А. А. Жданова предостерегает каж ­ д о г о литератора от низкопоклонства, от следования формалистски-бездушному про­ фессионализму буржуазной литературы с еа безверием, маразмом, продажностью и холодным опустошенным индивидуализмом.. А тут молодой литератор, не потрудив­ шись над познанием собственных творче­ ских сил, берет готовые, порочные «об­ разцы» из враждебного лагеря, не пони­ мая того, что природа и ' направленность таланта советского художника не потер­ пят сговора с чуждым миром и системой образов. Стоит только впустить в свой дом что-то, и вместо ясной направленности советского художника получится эклекти­ ческая и чуждая нашему жизненному и художественному стилю путаница. Из чуждого лагеря залетела к нам тео­ рийка, что после великой прославленной победы Советского Союза над герман­ ским и япояокмм фашизмом, можно, дескать, отдохнуть, и потому д е те ­ перь нужна облегченная от серьезных про­ блем, развлекательная литература: поболь­ ше быта, побольше любви, побольше зем­ ных, гедонистических радостей. Это по­ ветрие захватило как некоторых опытных, так и молодых литераторов, и Олесова в том числе. В результате всех этих вли­ яний и легкомысленного отношения авто­ ра к нашей правде и жизни, явился и этот, видящий действительность И кривом зеркале, безидейный роман. Глава «Накануне» из нового романз Ивана Шухова («Метель»), опубликован­ ная в № I журнала, являет собой пример того, как порочная идея, словно сепсис, заражает собой все краски и звуки худо­ жественной ткани, смещает вкривь и вкось все линии сюжета, — и всюду это по­ рочное воздействие столь отравно, что й профессиональный опыт писателя уже яе в н а