Сибирские огни, 1946, № 3
но как бы про всех нас, здешних духов ных... Остальные книги были все в том же ро де, — краткий катехизис на алеутском языке, извлечении из священной истории, молитвы, переведенные на туземные наре чия. — Готово! — сказал отец Яков, вытер ■тряпочкой гусиное перо и отодвинул бу маги. — Теперь мы за твой - приезд можем выпить. Давай по-холостяцки здесь собе рем, не будем- попадыо мою беспокоить. Я сейчас... Вскоре отец Яков восседал рядом с З а госкиным за большим столом посреди ка бинета. — У нас в семинарии эти дела выходи ли покрепче, пожалуй, чем у вас,во флоте, — говорил отец Яков, показывая на ромо вую бутылку. — Л ну, давай, за его ве личество кораля Гавайского Томеомео Третьего! ПьеМ от его щедрот. Лекарь внизу, поди, от зависти зубами щелкает— мало ему досталось. Ну, а нам-то уж — в первую очередь. Ну и ром — затьглок ломит! Знаешь, что я сейчас делал, — оживлялся священник. — Рождественский тропарь на колошенский язык перевел. Загоскин даже стакан поставил обратно на стол от изумления. —t Это вы серьезно, отец Яков? — А как же. Хочешь, прочту? Хотя, подождем. Трудно, только «волхвов», ни как не переведешь; нет у колошей такого понятия «волхвы». Ну и .пришлось строчку пустую оставить — потом додумаю. — Вы меня извините, дело не мое, — резко сказал Загоскин, — но прежде чем индейцам преподносить рождественский тропарь, им бы хоть муки да других каких припасов дать. На Квихпаке голодают они. Да не только индейцы! Лукин и Гла зунов без хлеба сидят. — Э, что ты поёшь, Лавруша! — И отец Яков, уже захмелевший, погрозил пальцем. — Это — чистое афейство и ху же того — повторяешь ты аббата Рейналя. Вон он, голубчик, у меня направо на полке стоит, перевод Городчанинова. А сей Рей- наль, если ты хочешь знать, опаснее Вольтера. Вот ты каких мыслей набрался. «Философическая и политическая история о заведении и коммерции европейцев в обеих Индиях, сочиненная аббатом Рейна- лем», — прочел священник на корешке книги. — Смотри у меня! Ты и у святого причастия не бывал, хоть трудно с тебя взыскать — ты все бродил где-то. — Не мог же я у Лукина причащаться, батюшка, сами посудите, — улыбнулся За госкин. — Кстати, послушайте, как он там эскимосов крестит, — он вытащил из кар мана малиновые святцы. — Ты к вопросам веры ic усмешкой отно сишься, — сердито оказал отец Яков. — Ничего' смешного тут нет. Лукин достой нейший ревнитель христианства в Аляске. — А вы послушайте, что ваш достойный ревнитель творит, — и Загоскин рассказал всю историю с именами, которых нет в овятцах. Священник задумался. Он, види мо, не знал, чт-о ему делать — смеяться или сохранить суровый тон до конца ,' — Лукин это из ревности к вере сде лал, — назидательно .сказал отец Яков. — Но не совсем складно получилось. — А я их взял да и перекрестил всех. — весело сказал Загоскин и налил себе рому. — Как так? — опешил священник. — В Троицын день... Всех до одного. Если хотите —- я вам рапорт составлю. Вот имена их новые записаны. — Какое ты право имел на это? -— Такое же, какое и Лукин... — Лукин, Лукин... Он к принятию свя щенного сана давно готовится — всей жизнью своей, подвижничеством. Он, яко Стефан Пермский и иные смиренные про поведники первые, варваров просвещает. — Вот вам и подвижник, а натворчл дел . Просветил:, нечего сказать... — Он от чистого сердца, а ты от афей- окого' духа... Ну, ладно, не будем ссо риться. Чем ж е мне волхвов заменить?.. Шаманами нельзя — будет великий соб лазн. С именами, которые Лукин дал, по лучается действительно неудобно хоть и родословная Иисуса, а имена то все яу дейские. Кускоквим считается как бы в моем приходе и вдруг там обнаруживается вроде ереси. И святейший синод может сказать где ты, отец Яков, был? Кабы не в моем приходе, ,так Лукин пусть Иродами и Иудами всех подряд бы называл... Д а вай, сын мой, еще выпьем... Гавайский ром ударил им в голову. Комната плыла в глазах Загоскина. Отец Яков без умолку говорил . Он рассказал о приезде в Ново-Архангельск директора Меховой Компании Гудзонова залива, о продаже форта Росс и Калифорнии како му-то капитану Зутеру, последних изобре тениях преосвященного. Когда у отца Якова стал заметно заплетаться язык, он, вдруг стал обидчивым и подозрительным. — Ты что думаешь, Лавруша, я пьян? Хочешь, я тебе без запинки «Отче наш» по-индейски орочту?.. Айш заги, кусу Ты- кик снатыгиа, укагуванн исаги... Аиш... аиш... Нет, не аиш... Антенканы..: екукка- сты... Погоди... Аиш... Пей за короля га вайского. Он там у себя конституцию ввел... Пей, Лаврентий — вольнодумец! Ты мне поможешь тропари и кондаки на кенайское наречение Перевесть. А не пе реведешь — никогда тебя не выручу. Ты на себя и так гнев правителя навлек. Захмелевший священник пощошеи к письменному столу и вынул из оловянного стакана пук гусиных перьев. — Я сейчас индейца изображу, — за бормотал он и стал втыкать концы перьев ■в свою косу. — Теперь я не священно служитель, а колошенский тойон. И сино да я не боюсь. Синод в Санкт-Петербур ге, а здесь Российско-Американские вла дения — руки коротки! — засмеялся отец Яков, подходя к окну. — Батюшка, постыдитесь. Вас с улицы видно. — Ну и пусть все видят. Пусть видят, как я здесь мучаюсь с волхвами всю жизнь и никто мне спасибо не скажет. В России я теперь бы уже академиком был. Не забудь — с митрополитом Евгением мы старые товарищи, однокашники. Потом
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2