Сибирские огни, 1946, № 3
он взял другое, маленькое, но пули не долетали до индейцев. Он хрипел и про клинал нас. Тогда мы ударили рукоятка ми ножей о панцыри и прошли вперед... 0,н расстрелял вое заряды, которые у не го были под рукой. Мы шли двумя полукругами с обоих концов ущелья. Дети Ворона пели и раз махивали копьями. Иноземец стоял возле камня; оба ружья и расстрелянные пат роны валялись вокруг него. Он понимал, что погибает и смотрел на нас, смотрел спокойно, клянусь святым Николой! Об ломок стрелы торчал из его руки, а кровь уже успела замерзнуть около локтя. Сын Орла, бродячий индеец, который знал все, — бежал рядом со мной и чуже земец узнал его. Белый вздрогнул при виде индейца, хотел закрыть глаза л а донями, но не мог поднять правой руки; она упала вдоль тела, а кровь снова вы рвалась из раны. — «Не трогайте его пока, братья, — сказала Ке-ли-лын, — слушай ты, нечи стый человек. Ты все спрашивал о вы соком русском, так вот, индеец, который шел с ним. Спрашивай! Вот другой ин деец, который видел, как ты убил чело века, давшего тебе приют и тепло. Ты сам знаешь, что мы убьем тебя. Говори, зачем ты пришел в нашу страну!» Он прикрыл' глаза и ответил: «Не скажу... Передайте русским, что проклинаю их; они научили вас убить меня. За меня ото мстят». — «Зачем ты долбишь железом камни?» — Он усмехнулся и ответил: «Вам все равно не понять, если я ска жу зачем...» Потом он вынул из-за па зухи желтый кружок; на нем была нари сована белая женщина. Одноглазый инде ец вырвал кружок из рук пришельца и передал Ке-ли-лын. — «Кто это?» — спросила она, сощу- рясь. — «Моя жена»... Дочь Ворона выпрямилась и крик нула: «Ты охотился з а высоким русским. Думал ли ты, что есть женщина, кото рая думает о нем? Отвечай, убийца!» — Он молчал, опустив голову. Ке-ли-лын бросила кружок себе под ноги. Он блес нул и закружился по твердому снегу. Белый потянулся за кружком, но одно глазый ударил его по руке копьем. При шелец застонал и крикнул девушке: «Волчица!» — «Дочь Ворона», — сказала она. В это время черные вороны слете лись на окрестные деревья. — «Не думай, убийца, что тебя будут клевать священ ные птицы», — заметила девушка. Чело век с совиными глазами содрогнулся. — «Ке-ли-лын, — сказал тихо Одноглазый,— я давно никого не убивал. Я его убью...» Она кивнула головой. Одноглазый заставил белого стать у высокого дерева, и, держа копье обеими руками, всадил его в грудь убийцы. Удар был таким страшным, что ремень вошел в рану и конец его вылез из спины чуже земца. «Мы не песцы, чтобы обдирать труп!» — сказала Ке-ли-лын и запретила раздевать убитого. Его мешок, оружие и такие вещи, какие есть у тебя, — вот что только взяли мы. Тело мы унесли на копьях к Квихпаку. Ты сам не раз ме рял, насколько толст лед и не тебе рас сказывать, как долго долбили мы его ко пьями и ножами. Чтобы согреваться, мы развели костер рядом с телом чужезем ца. Наконец, вода заколыхалась в глубо кой проруби. Одноглазый воин схватил труп. Он никак не хотел итти под лед и долго выскакивал из воды. Тогда одно глазый поставил свою ногу на макушку белого и держал ее до тех пор, пока на трупе не намокла одежда; он ушел под лед. Вот и весь мой рассказ о гибели двух убийц, Батый Горностай. Прими по дарки Ке-ли-лын и оцени ее мужество. Ей нужно было родиться мужчиной и воином... Теперь подойди ко мне и вы тащи еще одну красную нить из другой мочки. Мы свершили то, в чем покля лись! Загоскин вскочил на ноги. — Где мешок убитого, Кузьма? — Помолчи и сядь на место, русский тойон, — сказал вместо ответа индеец,— мы развяжем мешок, когда придем в ин дейское селение. А сейчас я подложу хво роста в костер, а ты завернешься в плащ и заснешь. Ть< будешь спать долго, а ког да выспишься, мы пойдем к индейцам. Слушай меня... Лыжи прислала тебе тоже она... И индеец Кузьма взмахнул труб кой с орлиными перьями, выбивая из нее серый пепел. ГЛАВА ШЕСТАЯ — Белый убийца мог бы еще жить. Раз, два, три, четыре, еще два да один патрон я истратил на сову. Семь! Семь смертей для детей Ворона! Но он их так далеко упрятал в свою сумку, что не смог сразу достать, а, может быть, даже и забыл, что они у него есть. Я ни чего не трогал. Маленькое ручное ружье взяла себе Ке-ли-лын. Остальное лежит все перед тобой, Белый Горностай. Ты видишь, что я прав. Нельзя, чтобы] серд це было всегда напряжено, как тетива лука. Ты спал у костра, спал здесь, и кровь твоя течет ровно. Теперь мы заня ты делом. Так говорил индеец Кузьма. Слабый свет проникал в окно, затянутое кожей налима. Семья индейцев сидела в углу хижины, рассматривая своих гостей. Загос кин вынимал из походной сумки один предмет за другим. Сверху лежал моло ток с отъятой ручкой — с такими ходят разведчики руды, затем свернутое вчетве ро цветное одеяло. В недрах его покои лась буссоль, циркуль и чистая бумага'—- вместе с карандашами, кистью, красками и твердой тушью, заключенными в метал лический футляр. Банка с крупным чер ным чаем, галеты, кусок солонины, завер нутый в газету «Земной Шар», теплое белье, коробка мармелада. Кажется, все... —- Вот что, Кузьма, — сказал Загос кин, — отдай все это индейцам! — и он отодвинул в сторону одеяло, мармелад и солонину. — Ведь они нас кормят медве жатиной. Галеты и чай пригодятся нам. Положи их в свою сумку...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2