Сибирские огни, 1946, № 3

И слышать это слово на множе­ стве языков, какое это приятное, кипучее и знойное чувство, и сколь­ ко в тебе гордости за родину, за Русь, родившую и воспитавшую его, и сколько гордости за Страну Со­ ветов, воздавшую ему должное, поднявшую его на крыльях славы, туда, куда возносится редкий че­ ловек, а самое главное, полюбившая его так, как она любила разве Ле­ нина и как она любит Сталина. — Горький! Горький! Это был адрес мечты человече­ ства, той мечты, где все справедли­ во, где все слова напрямик, где счет несправедливостей, угнетавших человечество, подсчитан и предъяв­ лен, где темные силы задавлены. Вот поэтому не удивительно, что к Горькому однажды доставили пись­ мо, написанное детской рукой из города Надеждинска, что на Север­ ном Урале. Я сам видел это письмо и убежден, что вряд ли бы такое письмо, написанное таким почерком и по такому невероятному адресу, дошло бы к какому-нибудь другому человеку подобной же профессии, •как писательская профессия Горь­ кого! Но письмо это, написанное милы­ ми детскими каракулями, разбирали и донесли тоже мечтатели. Они нежно улыбались и понимали адре­ сата. Они сами были такими же ад ­ ресатами. Они знали и уважали пи­ сателя, ученого, борца за счастье человечества. М. Горький жил тогда в Италии, в Сорренто, на берегу Соррентий- ского залива. Адрес же был такой: «Горькому. Швейцария. Остров Кипр». ...И вот теперь, неподалеку от Москва-реки, у костра, я вспомнил про это милое письмо, писанное трепетной детской рукой, и мне ста­ ло так хорошо и радостно, что я живу, вижу, слушаю Горького. Бо- •ясь сидеть дольше, не желая ме­ шать цыганам, боясь потерять это замечательное и ярко-жадное ощу­ щение счастья, я встал и пошел по лугу к своей лодке. Небо совсем покраснело. Солнце склонилось. По ту сторону реки ударил первый, должно быть еще совсем молодой соловей, ударил за ­ дорно, точно торопясь высказать свое счастье, которое охватило его целиком и жгло его. Мастер времени Непрерывно, два дня подряд, шел снег цепкий, пышный. На холмах намело целые города; по лесу он шел серебристо-лазурными волнами и в этих волнах стояли пузатые ели и и тоненькие, как комар, березы. Когда литераторы приехали в «Горки» к Алексею Максимовичу на совещание, по обеим сторонам до­ роги лежали высокие, искусанные лопатами, груды великолепного сне­ га. Небо над снегами стояло легкое, какое-то освобожденное, без едино­ го облачка, и солнце играло в этом пушистом добре так смело, что гла­ за лихорадило. Горький, как часто бывало, встре­ тил гостей на крыльце. Он был в ко­ ротком пальто, в длинных валенках и его лохматою брови и усы образо­ вывали на лице веселые, замыслова­ тые, золотисто-пепельные линии. — Неужели в Сибири снега еще лучше, — спросил он ученого-сиби- ряка, гостившего в те дни в «Гор­ ках». — Ведь это отличнейшие сне­ га. Глядишь и не наглядишься. Я хорошо знал ученого. Он не был болтлив. Но, Сибирь, узнав, что он увидит Горького, столько «препору­ чила» ученому, что он вот уже неде­ лю встревал в самую малюсенькую щель рассказа и спешил сообщить о том, что делает нового по тому или иному поводу Сибирь. Казалось бы, какая вековечная, непреоборимая стихия—снега. Но и тут сибирские ученые ищут новое, чтоб использо­ вать для человека эти, всегда гне­ тущие его силы природы. Он гово­ рил о снегах на Байкале, о режиме байкальских льдов. Горький слушал, как всегда вни­ мательно. Лицо Алексея Максимо­ вича было взволнованное, по глазам было видно, что спал он плохо, но он был попрежнему бодр, приветлив, голос его звучал ласково, а движе­ ния, несмотря на болезнь, быстры. Но сквозь внимательность, с кото­ рой он слушал собеседника, сквозь гостеприимство и заботу, чтоб множеству приехавших литераторов