Сибирские огни, 1946, № 3

Молодой цыган вдруг опустил руку девушки, повернул к нам ли­ цо и мы чуть не ахнули: такое оно было счастливое и удивительное. Особенно неистощимо-прекрасны были глаза. Старуха только-что ска­ зала о мнище, а глаза молодого цы­ гана жадные, густые напоминали мне «камень-моховик», аметист с прожилками волокна, которое похо­ дит на мох. Искрометные, неизме­ римые глазищи. И так было понят­ но, что девушка осталась сидеть не шелохнувшись, не опустив руки на колена, а держа их в воздухе, ожи­ дая, когда парень повернется опять к ней. И лицо у ней было тоже та­ кое прекрасное и счастливое, что и вглядываться в него страшно. Молодой цыган воскликнул не­ обыкновенно горячо: — Ты хотела, я тебя провожу к Горькому, бабка. Но насчет корня — вранье. Кабы Горький нашел та­ кой корень, он бы пробился сквозь любую чащу и отдал бы дот корень нашему человеку. Я знаю. Я его почитал, как своего отца. Он весь издержался на на с , бабка, и нель­ зя думать, будто он что-то там скрывает. Мне тебя вести неловко, но я поведу. Идешь ты к нему по­ тому, что у него сердце разубран­ ное. Увидишь его своими глазами и поймешь: верно, разубранное, раз­ украшенное так, что краше всего. Вот оно и горит издали, как золо­ той корень — солнце. Он резко повернулся к девушке, схватил ее вытянутые руки и лицо его запылало пуще прежнего. Он воскликнул, глядя теперь не на нас, а на девушку: — Так говорю, утенька, крохотка. Максим Горький — каков в миру, таков и на пиру. Так, утенька, — Так, селезень, — тихо, чуть слышно, счастливо смеясь, ответила девушка. И тут мне представилась степь, вечер, старуха Изергиль, вспомни­ лась ее сказка, которую она забыта и за которой идет теперь к Горько­ му. Представился мне и молодой Горький, слушавший сказку старухи Изергиль, сказку о человеке, выр­ вавшем для счастья людей свое сердце, и сам ставший этой сказ­ кой... И вспомнился мне еще один го­ род, по которому однажды мы шли вместе с Горьким. Город этот далеко от Москвы, за Средиземным морем. Город обшир­ ный и от шума и разноязычного го­ вора кажется еще обширнее. Сдела­ ешь три шага улицей и сразу пони­ маешь, что в этот город съехались люди со всего света и множество кораблей, стоящих в гавани и с не­ привычки к морю кажущихся похо­ жими друг на друга, множество ко­ раблей тоже говорит разноязычными шумами. Чего только нет в этом городе, каких только чудес не увидишь! Есть здесь и обширные музеи с древними статуями и старинными картинами, как-то особенно госте­ приимно и светло сияющими под итальянским солнцем. Есть здесь и гигантские аквариумы, где плавают чудные, то свирепые, то жеманные, то какие-то назойливо-нелепые мор­ ские рыбы. Здесь есть и дивные храмы, изукрашенные мрамором и золотом так, что1тягостно смотреть. Есть здесь неподалеку вышедший из земли мертвый город Помпея, страшный, как лунатик. Разные люди идут по набережным и здесь, конечно, не в редкость вы­ сокий, сутулый человек в широкопо­ лой шляпе с легкими и мягкими движениями рук. Но, когда по набережной пошел высокий, сутулый, в черной широко­ полой шляпе, — вся набережная остановилась, вздохнула и произне­ сла изумленно, в один голос, так, что мороз прохватил меня по коже: — Горький! Горький! И тогда мне показалось, что от людей струится слабый блеск, по­ хожий на блеск зарницы. Этим за ­ ветным, мечтательным блеском бы­ ла охвачена и беднота, живущая здесь, в богатом городе, одним лу­ ком да хлебом, и лукаво мудрые, прибывшие издалека путешествен­ ники, и моряк, и крестьянин, и тоск­ ливый солдат. Чувствовалось, что в этих людях кружится что-то вихре­ вое, близкое, еродняющее нас, твор­ ческое. — Горький, Горький, — неслось по неаполитанской толпе.