Сибирские огни, 1946, № 3
возле гостиницы — почетный кара ул. Рослые, в перьях, расцвеченные, не шелохнутся. Подплывает катер с королем. Король ступает на землю. А нужно добавить, что у неаполи танцев примета: если король вступа ет на неаполитанскую землю, надо схватиться для отвращения несча стья за ту часть тела, которая це ликом названа у нас печатно только в словаре Даля, 3-е издание, под редакцией Бидузн-де-Куртенэ. Ко роль вступил. Почетный караул вы тянул ружья в руках. Но, перед тем, как отдать честь королю, весь караул, как один, хватил себя рукой за то вышеуказанное место, кото рое напечатал целиком господин де-Куртенэ! Мы расхохотались. — .На этот народ можно, конеч но, надеяться: он настойчив. Музыканты пели и танцовали дол го — часов до трех ночи. Горький знал много неаполитанских песен и, встретив знакомую, очень радовал ся. Потихоньку, чтоб не помешать певцам, он как-то боком приближал ся к ним, нежно их рассматривая. — А вы много песен знаете? — спросил он вдруг меня. — Не пою и знаю мало. Он даже отшатнулся: — Это у вас убеждение или слу чайно? — Скорее случайно. Семья наша была непевучая, приятели тоже ма ло пели, разве что по пьяному делу. Он перебил меня: — Это случайно. Писатель не мо жет не петь, не знать песен. Пи сать — это не только размышлять, но и петь. А стихи вы писали? Я сказал, что писал, и очень пло хие и, к счастью для человечества — очень мало. Он сказал не то шутя, не то серь езно: — А я пишу стихи каждый день. Точно опасаясь, что мы будем про сить его читать стихи, он сказал, глядя на певца-трубочиста с чуть раскосыми, не по итальянски, гла зами: — А вы в Париже восточный му зей видели? Китайский отдел? И, точно это было вчера, — видел он этот музей лет двадцать назад, удивительнейшая у него была па мять!, — он стал рассказывать, да еще как, точно переходил с нами от витрины к витрине. Он вспомнил Па риж вообще, парижское освещение, тот серо-голубой свет, меланхоличе ский, свойственный Парижу, вспом нил сторожа с мохнатой, как ку пальная простыня, бородкой, кото рый, приняв Горького за анархиста, сопровождал его настойчиво из зала в зал. Горький в этом рассказе шагал по векам китайской культуры легко, как по клеткам паркета. Времени для его памяти не существовало и должно быть это ему было приятно сознавать. Но ярче и теплей всего он говорил о талантах: — Китай — страна талантливая, но на европейскую культуру оказал он слабое влияние. Это потому, что талант все-таки там был сжат, сдав лен. Талант нужно лелеять. И он стал рассказывать о талант ливых людях прежней России, кото рых исковеркало, изломало, испорти ло лишь потому, что талант их не был взлелеян. От прошлого он перешел к насто ящему. И тут потребовал, чтоб нам налили вина, и он сказал: - Россия всегда была родиной талантов, а теперь, в силу новых, сложившихся и весьма благоприятно для талантов условий, оная Русь превратилась прямо в некий воспи тательный дом талантов. Таланты взлелеивают и я очень рад этому. Я убежден, что мы окажем на евро пейскую культуру огромнейшее, не- c.чыханное влияние и весьма в не продолжительном времени, что бы там фашисты ни делали! ’ Окажем! И среди вот этих песен, которые нынче эти молодые люди нам пели, будут попадаться и наши. А песня с трудом путешествует. Роману или пьесе легче. Песня — домоседка. Много ли у нас в России чужих пе сен поют? Разве, — Марсельезу. А наших во всем мире, поголовно, бу дут петь, скажем, пять! И он счастливо рассмеялся. Глаза его ровно и кристально сверкали. Он немного поднял руки, чтобы от лила прилившая кровь. — Вы заметили, в России даже ландшафт стал уже иной? Плывешь по Волге и другие берега видишь?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2