Сибирские огни, 1946, № 3
чересчур приспособлено к путешест виям и где только нужно уметь при казывать. Поверх улыбки, из-под рыжеватых выпуклых усов, скользил дым его неиссякаемой папиросы. Дым этот очень уснащал его лицо, делая его как бы парусным, ходким, словно некий старинный фрегат в бурю и в гром. На фрегате сегодня праздник. От дыхают постоянно работающие гла за, лазурь которых не выцвела, не смотря на старость. Он смотрит без заботно, почти блаженно. Безмяте жен и бездумен лоб. И эта жажда отдыха так велика, что забываешь утомительную дорогу, рожи италь янских полицейских, окаменевших от сонной и чадной злобы, офицеров, одетых так пестро, что наружу вы валиваются все их несбыточные, бе зумные завоевательные мечты. Горький спрашивает: где и как мы устроились? Устроились мы в отеле, через улицу, там останавливаются все приезжающие к Горькому, он спрашивает, какую комнату мы за няли, уговорились лив с хозяйкой, чтоб нам по утрам подавали кофе. Расспрашивает чутко, как всегда с чудесной заботливостью, вплоть до того, что не рекомендует покупать в Сорренто писчей бумаги, а заказы вать ее в Неаполе. Вглядывается в лица и, заметив, что усталость наша прошла, ведет показывать дом, где он живет. Дом двухэтажный, каменный о восьми или десяти комнатах, снару жи и внутри весьма скромен. Укра шает этот дом Соррентийский залив, яркий, ясный, чарующий даже но чью. Хорош и сад, спускающийся от дома по склону горы к морю. Но чью, с балкона, этот сад кажется очень большим, он полон чутко-пуг ливой тишины; редкие деревья как- то сладко серебряны. Днем выпал снег, к вечеру он стаял, и из сада неотвязно несет чудесным запахом земли и созревших апельсинов; их золотые шары так и мерещатся в смутно-неподвижной листве, не то уцелевшей, не то никогда здесь не опадающей. Дом арендовывается у некоею дюка Серра-Каприола, который, вме сте с тремя своими сыновьями, жи вет в Неаполе. Старик Серра-Капри ола не совсем в полном уме. Он не доволен современностью. Ну, тут нет ничего особенного — многие старики, даже самые, казалось бы, умные, бывают недовольны совре менностью. Серра-Каприола недово лен по-особому. Он жаловался Горь кому, что жители Сорренто относят ся к своему господину с меньшей почтительностью, чем к его предкам или, чем раньше они относились к нему самому, когда он был молод. А когда он был молод и посещал Сорренто, делегация жителей дари ла ему всегда головку сыра. Это был его любимый сыр. Его делали из ж е н с к о г о молока. Старик Серра-Каприола — ще голь. У него несколько шкафов ко стюмов. Больше одного раза в ме сяц он костюма не надевает. А ког да он, тоскуя о любимом своем сы ре, едет за чем-нибудь в Сорренто, он везет с собой несколько огром ных чемоданов с одеждой, даже ес ли едет сюда на час. Сыновьями он недоволен. Они ссорятся. Один — роялист, сочувствует королю; другой фашист, а третий, самый млад ший, одобряет действия советских русских. Вот и разберись! Иногда в тоске, оставшись один, старик Сер ра-Каприола, разбежавшись по залу, подпрыгивает, хватается за люстру', которая подвешена низко, и, подо-’ брав ноги, долго качается с нею, как маятник. — Итальянцы вообще народ за бавный. Нежно болтливы, плени тельны, певучи, но, как фашисты, они — отвратительны. И жить здесь, среди них, час от часу становится тяжелей. Прошусь на родину, су дарь мой, прошусь. Тосклив здесь и тяжел для меня климат Италии. И ой опять возвращается к дюку Серра-Каприола, долепливает пор трет его. Как-то, почувствовав себя дурно, дюк подписал завещание. Он распределил его по частям: кому — что. А нужно сказать, что давно предок нынешнего дюка был по слом неаполитанского короля в Пе тербурге. Этот Серра-Каприола был любителем искусств и даже сам гра вировал. Женился сей посланник на русской, на княжне Волконской. С княжной состоял в переписке А. С. Пушкин, и в семейном архиве Серра-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2