Сибирские огни, 1946, № 3
туда еще какие-то бумажки, — и; поджигает этот крошечный костер. Любуясь безмолвными струйками огня, он говорит: — Ну, а как вам понравились му зыканты. Расплакались, и кто их знает, что они играли. Это мне не понятно. В России всегда такая ве ликолепная музыка!, такие оркест ры... — Он рассказывает о русских оркестрах, крепостных музыкантах, о встречах с народными музыканта ми, о раздольной и просторной, как степь, русской музыке и затем опять возвращается к музыкантам, кото рые встречали его на вокзале. — Удивительно плохо играли. Растро гались. Никогда не предполагал, что музыканты столь чувствительны к приезду какого-то там писателя. Му зыканты, как правило, ничего кроме музыки не знают. Кто-то замечает, что растроган ность советских музыкантов — при знак возросшей культуры: знают кое-что и кроме музыки, знают и любят. Горький, сквозь дымку, льющуюся из пепельницы, смотрит с удивлени ем на говорящего: — В Италии этого б никогда не могло случиться. Там бы музыкан ты плакали оттого, что уж очень они хорошо играют, и господин Горь кий, которого несут, — довольно неумело, добавим, — на руках,пла чет оттого именно, что они хорошо играют. А играют итальянцы по следнее время отвратительно. Он бьет пальцем по столу чуть слышную, порывистую трель и гово рит: , — Много любопытного на Руси... чрезвычайно много! Безбрежная страна и народ безбрежный: к дру гу сердоболен, к врагу — грозен. Последнее время ко мне много пи шут. Основная тема писем: восхи щение страной и друг другом. И восхищение хорошее, слегка даже ворчливое. Этого никогда на Руси не бывало. Это, если хотите, признак стройности стана: выпрямилась ма- тушка-Русь, пошла-а! Хорошо! И хорошо еще и то, что и не знают, чем бы им друг друга отблагода рить. Выбирают. И, чувствую, что выберут что-то огромное, величе ственное, такое, что другому народу и не снилось. Костерик в пепельнице потух. Он уминает пепел и говорит: — У меня сегодня праздник, я растроган, я говорю, может быть, чересчур чувствительно. Извините. Но очень приятно, помимо всех праздников, жить на Руси и чув ствовать себя гражданином нового ее строительства. Хороша Русь и много в ней любопытного, жгучего,, несокрушимого! Всесильная, иногда мучительная, но всегда заманчивая страна. Помолчав, он говорит: — Люблю, грешный, искусство, пылкие исторические события, горя чую и могучую природу, ■— и те перь, ежели б вы соединили в одно историю, искусство и природу Ис пании, Италии, Франции и еще Аме рики, в придачу, и сказали б: вот тебе, господин Горький, бери, на слаждайся... я бы только головой мотнул. — Он, улыбаясь, отрица тельно мотает головой. — И тут, по гордости своей, так как я теперь, изволите видеть, имею прозвище «великого», оглянулся бы на Русь. А она, матушка, стоит и тоже головой отрицательно мотает. Много любо пытного на Руси, а всего любопыт ней — человек, коему и поклонимся. В Италии, в гостях у Горького В СССР шла могучая, лихая, шум ная работа, какой не бывало здесь никогда. Страна многопенно, не- молкнуще трудилась над первой пя тилеткой. А по всей остальной земле, из страны в страну, катилась гнетущая и жестокая волна экономического' кризиса. И в эти дни некий творческий коллектив, организованный А. Бар- бюсом, В. Кутюрье и Л. Муссина- ком, решил открыть в Париже Рево люционный театр. Для открытия те атра была намечена моя пьеса «Бро непоезд». Постановщик пьесы Л. Муссинак известил меня о дне пре мьеры и пригласил приехать в Па риж. Не объясняя причин, он просил меня поторопиться. Суета, неизбежная при длитель ном путешествии, задержала меня. Опытные в делах европейского пс-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2